Несмотря на преждевременное прекращение занятий и лакуны в высшем образовании, Леру, как все, кто учился в имперских лицеях, читал по-латыни, знал древнегреческий и, по всей вероятности, неплохо разбирался в немецком (разумеется, по нормам той эпохи, по правде говоря, не слишком требовательной: Эдгар Кине, несмотря на свое пребывание в Гейдельберге и брак с немкой, безусловно знал этот язык ненамного лучше, что не мешало ему, как и самому Леру, публиковать переводы-адаптации с немецкого). По всем этим причинам Леру, начиная с 1824 года, когда был основан «Земной шар», мог очень быстро и очень эффективно пользоваться рекомендациями других членов редакции, которые, например, советовали ему познакомиться с сочинением Бенжамена Констана о религии или с трудом Крейцера. Но, в отличие от других сотрудников «Земного шара», университетских профессоров и крупных буржуа, которые не общались с парижским простым народом, Леру многие годы разделял его жизнь и знал, что такое нищета; если Мишле, по рождению также принадлежавший к этому народу, по ходу своей карьеры от него отдалился, хотя и был до конца своих дней им заворожен, то Леру не порвал со средой типографов, «последователей Гутенберга», как они гордо именовали сами себя.
Типографские рабочие составляли в ту пору в Париже группу не слишком многочисленную (примерно три тысячи человек в 1822 году), но безусловно более значительную, чем в провинции480
. В Лионе, в это время втором городе Франции по числу типографий, рабочих в этой области насчитывалось всего две или три сотни; во всех других сколько-нибудь значительных городах таких рабочих было самое большее сто — сто пятьдесят, а чаще всего только несколько десятков. Рабочие эти были высококвалифицированные: едва ли не единственные среди работников физического труда в начале XIX века, они почти все умели читать, писать и считать. Кроме того, многие из них умели набирать научные труды и книги на латыни и древнегреческом, а некоторые даже на древнееврейском. Они интересовались плодами технического прогресса (сам Леру попытался ввести в употребление автоматическую наборную машину, предшественницу линотипа), но главное, все они возлагали большие надежды на распространение образования, прессы и письменной культуры в целом. Чем образованней будет народ, чем свободнее и разнообразнее будет пресса, тем меньше будет свирепствовать цензура, тем легче рабочим будет продемонстрировать хозяевам свое мастерство и пристроить сыновей к тому же типографскому ремеслу — предмету своей гордости. Итак, все они вместе были естественными союзниками либералов, и отзыв так называемого закона «справедливости и любви» в 1827 году объяснялся во многом их протестами.