Время банкетов. Политика и символика одного поколения (1818—1848)

Как бы там ни было, даже если социальный барьер функционировал более или менее нормально и обездоленные массы оставались в стороне, уже само соединение за одними и те же столами простых национальных гвардейцев и избирателей, иные из которых имели даже право быть избранными, представляло собой явление довольно необычное. Понять это позволит еще один эпизод из мемуаров. Огюст Шамболь, политический директор «Века», происходил, как мы уже упоминали, из Вандеи. Хотя жил он в Париже, но депутатом был избран в 1838 году от округа Бурбон-Вандея (ныне Ла-Рош-сюр-Йон). Вот что он писал в своей мемуарной книге:

Предпоследнее из моих переизбраний в департаменте Вандея состоялось, как и предыдущие выборы, в мое отсутствие. Некоторое время спустя я отправился в Бурбон-Вандею, чтобы поблагодарить старых товарищей, которые оказали мне поддержку и без меня преодолели это испытание. Они устроили банкет, чтобы я мог в одной речи обратиться ко всем своим избирателям. Но кроме избирателей там имелось еще и население просвещенное, либеральное и питающее справедливое желание получить политические права, в которых ему так неосторожно отказывали. В городе оно было более или менее полно представлено национальной гвардией. И когда национальным гвардейцам не позволили участвовать в банкете избирателей, они решили устроить свой собственный банкет. В результате я получил два приглашения на один и тот же день и час. Намеренно или нет, но меня поставили перед необходимостью выбора. Будучи решительным сторонником избирательной реформы, хотя и не исповедующим радикальных взглядов, я не мог поддержать отлучение национальных гвардейцев от банкета избирателей. Я стал умолять своих друзей постараться объединить два комитета и два собрания. Они усердно занимались этим три или четыре дня, но без всякого успеха; раздражение с обеих сторон было слишком велико, самолюбие у всех слишком уязвимо. Никто не хотел уступить. День был назначен; приготовления сделаны. Я вновь принял две депутации, которые предлагали мне сделать выбор. Я ответил комиссарам: «У вас еще пять или шесть часов, чтобы прийти к согласию; я подожду; но если в последний момент выяснится, что договориться вы не смогли, карета моя готова, и я уеду». В ответ я услышал, что если я нанесу подобное оскорбление избирателям и городу, никогда больше я не получу их голосов и мне нечего будет даже пытаться выдвигать свою кандидатуру. Они настаивали, и я тоже. Столы были уже накрыты, флаги и ленты развевались над ними; за мной вот-вот должны были прийти. Я приказал запрягать и уехал. Поначалу, как мне рассказывали, известие о моем отъезде было встречено криками и бранью. Но я этих криков услышать не мог. Постепенно кричавшие осознали это и успокоились, а очень скоро я получил письмо с признанием, что, по всеобщему мнению, главный виновник тут вовсе не я⁶⁰⁰.

Итак, за пять лет до кампании банкетов избиратели Бурбон-Вандеи, «синей» крепости, окруженной «белыми» деревнями⁶⁰¹, по-прежнему брезговали брататься с простыми национальными гвардейцами, которые между тем разделяли их убеждения… Участвовать в банкете — это значило показать, что ты соглашаешься, как выражались авторы восторженных отчетов, отказаться от своих электоральных привилегий; значило внятно выразить свою добрую волю, в чем местный депутат, пожалуй, был заинтересован сильнее, чем простой избиратель. Без сомнения, именно по этой причине отчеты о реформистских банкетах всегда подчеркивают присутствие там муниципальных советников и офицеров национальной гвардии: те и другие, как правило, были избирателями, но они пользовались доверием своих сограждан, и это проявлялось во время выборов в муниципальные советы или в национальную гвардию. Их присутствие было призвано успокоить умы: они служили доказательством, что расширение электоральной базы (объявленная цель кампании) совершенно не обязательно взорвет политическую иерархию.