Время банкетов. Политика и символика одного поколения (1818–1848)

В конце концов полковник Денизо с трудом мог сдержать охватившее его волнение, и два полковника бросились друг другу в объятия, «дабы скрепить это благородное и трогательное признание». А чтобы довершить рассказ об этой трогательной сцене, следует напомнить, что упомянутый полк использовался для подавления волнений в Париже, и банкет был призван прежде всего изгладить воспоминания о недавних столкновениях[403].

Еще о примирении

Устранить возможные недоразумения между одной или несколькими формальными или неформальными группами, сгладить потенциальные конфликты: если вдуматься, это одна из задач, которую выполняют свадебные банкеты с участием родных жениха и невесты. Поэтому нет ничего удивительного в том, что немного позже, начиная с середины 1830‐х годов, банкет стал играть огромную роль в умах всех тех, кто мечтал о примирении разных сообществ компаньонов.

Как сгладить напряжение между этими разными группами, при этом не призывая, в отличие от некоторых рабочих-экстремистов, к полному их роспуску? Как заставить деворантов и гавотов побрататься вместо того, чтобы набрасываться друг на друга с кулаками, как это случалось слишком часто? Пердигье и его друзья обличали воинственные песни, рекомендовали отказаться от старинного ритуала, согласно которому компаньоны, принадлежащие к одному и тому же сообществу, встретившись на дороге, приветствуют друг друга, компаньоны же из разных сообществ бросают друг другу вызов; они уговаривали администраторов разных городов не способствовать засадам, которые одно сообщество устраивало членам другого. Так вот, в этих планах примирения совместный банкет играл едва ли не основную роль; возьмем, например, «Путешествие в мир иной», песню, опубликованную в «Книге компаньонажа». Сочинил ее близкий к Пердигье подмастерье Вандом-Ключ-к-Сердцам[404]. Тон ее задан припевом: «Ах, безумны на земле / Те, кто рвутся воевать, / А не братьев опекать». Между тем в ином мире, куда автор переносится мысленно, он попадает на огромный банкет компаньонов, где «каретник и кузнец / Круговую пили, / О распрях позабыли», потому что пиршество шло под председательством трех мифических вождей трех главных компаньонских ассоциаций: «Жак, Субиз и Соломон / На один запели тон». Символическая мощь совместного банкета была так велика, что много позже, при Второй империи, Агриколь Пердигье всерьез собирался довершить всеобщее примирение (не состоявшееся в 1848 году), предприняв новое путешествие по Франции в обществе одного из своих друзей, столяра из враждебного сообщества:

Путешествовать мы бы стали вместе, а на ночлег каждый бы останавливался у компаньонов из своего сообщества. Обрадованные нашим появлением, наши друзья всех возрастов, всех состояний, рабочие и хозяева, в чьем расположении мы уверены, собрались бы по этому поводу на банкет; все хором затянули бы песни, слова, излетающие из сердца, тронули бы все сердца, руки соединились бы в неразрывную цепь, и на пути к великому преобразованию компаньонажа был бы сделан огромный шаг вперед.

Осуществлению проекта помешала преждевременная кончина друга Пердигье[405]. Конечно, эта идея примирения во время и с помощью банкета может показаться смешной, но, прежде чем объявить ее химерой, обратимся к одному забытому эпизоду из истории социальных конфликтов середины XIХ века. В лионском регионе весна 1848 года ознаменовалась многообразными социальными волнениями; из них наиболее известны те, что происходили в Лионе, но охвачен ими был весь регион, в том числе маленький рабочий городок Рив-де-Жьер. В течение нескольких месяцев шло противоборство между местными патронами, в частности управляющими угольными компаниями и мастерами-стекольщиками, с одной стороны, и рабочими, с другой; спор шел как о надзоре над муниципальной администрацией, так и о размерах заработной платы и продолжительности рабочего дня. Спокойствие наступило летом, после очередных муниципальных выборов, которые закончились поражением рабочих и, вероятно, кое-какими уступками со стороны патронов. Поэтому, пишет новый мэр,