Время банкетов. Политика и символика одного поколения (1818–1848)

По всем этим причинам префект полагал, что на сей раз следует употребить власть и запретить собрание. Он сознавал, что таким образом спровоцирует народные волнения, но считал, что поскольку их в любом случае не избежать, лучше показать, что власти их не боятся, и самим выбрать время и место схватки. Его решение в самом деле вызвало ярость республиканцев, и они принялись обсуждать, не следует ли немедленно взяться за оружие. В ожидании 5 мая — дня, на который был предварительно назначен банкет, — напряжение на улицах Лиона росло на глазах; несколько вечеров подряд на площади Целестинцев собирались люди и слышались революционные песни, причем республиканцы — справедливо или нет — обвиняли в этих сборищах правительственных провокаторов. В конце концов победило благоразумие, чему немало способствовала позиция столичных вождей партии: было решено, что Гарнье-Пажес не приедет. Однако нужно было сохранить лицо, и потому устроители продолжали вести себя так, как будто банкет состоится. Они собирали предложения относительно тостов и пытались — впрочем, тщетно — прибегнуть ко всем возможным на местном уровне мерам юридического сопротивления; затем банкет отложили на неделю (по всей вероятности, ради того, чтобы продолжать продажу билетов), затем 10 мая после совещания с Дюпоном из Эра, специально прибывшим в Лион, редакторы «Сборщицы колосьев» решили окончательно отказаться от проведения банкета, ссылаясь на то, что в противном случае участники попадутся в западню, подстроенную городскими властями, которые только и ждут бунта, чтобы обрушиться на республиканскую партию и ее очернить. Торжествующий возглас префекта («Огромный результат достигнут, и достигнут мирным путем!»), радость правительственной прессы, прежде всего «Газеты прений», не должны заслонять того факта, что хотя республиканцы и отступили, в их руках остались деньги, собранные по подписке[429], — сумма достаточно значительная, чтобы позволить республиканским газетам выжить, несмотря на все штрафы[430].

Последствия лионского эксперимента

Стоит ли уделять такое внимание этим лионским эпизодам, столь малозаметным на фоне двух восстаний, между которыми они располагаются? Полагаю, что стоит, потому что именно при этих обстоятельствах была выработана в высших правительственных сферах неписаная доктрина, практическое руководство по реагированию на демократические банкеты. Правительство, где должность министра внутренних дел занимал Тьер, не прислушалось к предложению Гаспарена, высказанному после первого банкета, и не ввело никаких законодательных ограничений. Да и зачем бы оно стало это делать? В конце концов, большие демократические банкеты были чисто лионским явлением, и второй из них местная администрация смогла запретить собственной властью, не вызвав особых протестов со стороны оппозиции. «Крайности» демократической прессы и ее растущее распространение представляли собой феномен куда более тревожный, потому что эти публикации грозили подорвать веру в правительство по всей стране, от Парижа до маленьких городков. Именно поэтому были приняты меры против публичных глашатаев (февраль 1834 года), а в сентябре следующего года — против выражения в прессе взглядов, враждебных правящему режиму. Правительство «золотой середины» прекрасно поняло, что сила республиканской партии и нарождающегося рабочего движения заключается в ассоциациях; запрещать следовало именно их, что и было сделано в апреле 1834 года. Совсем иначе обстояло дело с собраниями, проходящими нерегулярно и трудноотличимыми от других, неизбежных при правлении истинно либеральном, таких, например, как собрание избирателей накануне голосования, или не представляющих большой опасности, таких как банкеты в честь депутата, отстаивающего интересы министерства или династической оппозиции; запрещать или законодательно ограничивать подобные банкеты не было никакой необходимости; в этом случае игра явно не стоила свеч; вдобавок для бывших оппозиционеров-либералов, прежде всего доктринеров, это означало бы слишком открыто отречься от недавнего прошлого, которым они в конечном счете очень гордились. Итак, на законодательном уровне вопрос о банкетах остался открытым; местным властям предоставлялась полная свобода действий, и это не сулило особых затруднений, потому что сложные случаи возникали редко, а во главе тех департаментов, где можно было ожидать больших народных собраний, стояли префекты с достаточным опытом за плечами[431].