Время банкетов. Политика и символика одного поколения (1818–1848)

Платили типографским рабочим неплохо. Однако, в отличие от других высококвалифицированных рабочих (например, ювелиров, часовщиков или изготовителей музыкальных инструментов), они не имели шансов на индивидуальный карьерный рост, поскольку не могли открыть собственное дело. Для создания типографии требовалось купить у государства патент; между тем даже в эпоху Реставрации, когда суровые ограничения, введенные при Империи (те, что разорили отца Мишле), были немного смягчены, правительство не стремилось увеличивать число типографий. Итак, типографские рабочие могли рассчитывать только на коллективное продвижение, и потому начиная с первых лет Реставрации они стали создавать общества взаимопомощи. Таких обществ было много, и входили в них не только рабочие из типографий; этого власти бы не допустили, поскольку в этом случае подобные общества едва ли не официально превратились бы в центры сопротивления; однако эти рабочие были тесно связаны между собой, они имели даже собственный праздник и право на общее помещение[481]. Итак, можно предположить, что Пьер Леру, чей брат Жюль оставался типографским рабочим гораздо дольше него самого, мог ощутить на практике ценность и выгоды ассоциации; ведь ему случалось действовать вместе с рабочими; кроме того, он был лучше многих готов понять почти изнутри обычаи и символику компаньонажа — все то, о чем в конце 1830‐х годов писал Агриколь Пердигье. Приверженность к триадам, столь характерная для Леру, который неизменно мыслит отношения между понятиями, ценностями и элементами в виде треугольника[482], имеет параллель в церемонии уплаты долгов, принятой у компаньонов: прежде чем компаньон продолжит путешествие по Франции, он сам, хозяин, на которого он работал, и «наниматель», выполняющий роль посредника между этими двоими и служащий гарантом их экономических отношений, должны выстроиться треугольником и произвести взаимные расчеты. С другой стороны, компаньонам была так же хорошо известна эгалитарная символика круга. Осознание того, насколько важен обрядовый символизм рабочих сообществ и какую большую роль он играет в поддержании социального порядка, — вот один из возможных источников отношения Леру к пиру, банкету, отношения, которого не могли понять его друзья и соратники Жан Рено и Бартелеми Орео[483]. Зато людям из простонародья мысль Леру была гораздо ближе; она могла порождать романические продолжения, могла исподтишка будоражить воображение.

Как дошел Леру до того, чтобы придать общей трапезе то политическое значение, какое он ей приписывает в сочинении «О равенстве»? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно, я полагаю, вернуться к двум великим предприятиям, которые оказали глубокое влияние на его политическое становление, а именно к карбонаризму и сенсимонизму. Впоследствии он высказывался о карбонариях, к которым примкнул вместе со своими реннскими друзьями в ранней молодости, весьма критически: «Достаточно было побывать на одном или двух заседаниях карбонариев, чтобы увидеть все недостатки, которые погубили эту организацию. Прежде всего борьба принципов и амбиций; затем непостижимые легкомыслие и неосторожность». Чтобы спасти карбонаризм, следовало перейти от подготовки вооруженного восстания к мирным заговорам, «имеющим целью пропаганду либеральных идей». Именно с этой целью, говорят биографы, был основан «Земной шар» — великое интеллектуальное предприятие, в котором Леру играл роль гораздо более важную, чем принято было считать долгое время, и о котором благодаря диссертации Жан-Жака Гобло мы знаем все или почти все[484]. Однако, замечают некоторые биографы Леру походя и не соотнося этот факт с его журналистской работой, «продолжая заниматься газетой, Пьер Леру сумел объединить бретонцев, живущих в Париже, и устроить с их участием в период с 1824 по 1829 год несколько крупных демократических банкетов»[485]. Разумеется, мы не можем утверждать, что Леру, организовывавший бретонские банкеты, о важной роли которых уже шла речь, был политическим вдохновителем общества «Помоги себе сам, и Небеса тебе помогут», но у него имелись все возможности оценить, какую большую роль банкеты — фермент публичной либеральной общежительности и совершенно легальное средство пропаганды — могут сыграть в борьбе за свободу.