Время банкетов. Политика и символика одного поколения (1818–1848)

До сего дня довольно было насмешек, чтобы обезвредить эти банкеты, но если продолжать смотреть на них с прежней терпимостью, это приведет к пагубным результатам. Основная их опасность заключается в том, что они постоянно отдают людей невежественных и доверчивых во власть дурных страстей и ослабляют в них чувство долга и уважение к законам. Если от этого вредного влияния не всегда могут уберечься парижане, можно ли надеяться, что под него не подпадут бедные крестьяне, которым избирательную реформу расписали как новую эру, которая сделает их счастливыми и богатыми? Кроме того, в этих сборищах, нынче мало кого тревожащих, скрыты мысль и принцип организации, гибельной для наших установлений. Посему я полагаю, господин министр юстиции, что следовало бы в дальнейшем запретить устройство этих клубов под открытым небом, именуемых нынче реформистскими банкетами, тогда как уместнее было бы их назвать банкетами революционными.

Мы не в первый раз приводим реакции местных администраторов на банкет. Теперь, когда мы уже знакомы с общими местами таких отчетов, мы понимаем, что читать нужно между строк; администратор прежде всего старается угадать, чего ждет от него министерство, и излагает события именно в этом ключе. С другой стороны, он знает, что правительство вполне способно проверить приводимые им сведения: местной реформистской газеты в Клермоне, как мы уже упоминали, нет, но зато есть «Друг Хартии», издание из тех, какие в ту пору называли листками префектуры, весьма зависимое от властей. Поэтому ставить под сомнение официальную оценку численности собравшихся нет никаких оснований; префект тоже говорил о пяти-шести сотнях участников, военные власти называли цифру чуть большую. Добавим, что чиновникам не составляло никакого труда назвать минимальную цифру: достаточно было не считать женщин и детей, а также простых зрителей (чье присутствие генеральный прокурор отрицает с большим жаром, утверждая, что добрые клермонцы в то воскресенье предпочли — а как же иначе? — радости семейственные!). Вдобавок поскольку это собрание приняло форму скорее пикника, чем настоящего банкета, невозможно следовать привычной и удобной методе и сосчитать количество столов. Поэтому нет ничего удивительного в том, что республиканцы сообщали о трех тысячах человек[506].

Расхождение значительное, но не стоит думать, что искажать реальность могут только организаторы публичных мероприятий. Когда администратор называет манифестацию «смешной», это, как правило, означает, что он желает скрыть некие неприятные стороны, которые могут встревожить или прогневить высшее начальство. В данном случае, например, это массовый характер собрания. Заметно также, как настаивает генеральный прокурор на том, что председатель прервал речь, содержавшую нападки на правительство, и что собравшиеся наверняка бы таких нападок не потерпели; предположение чересчур оптимистическое. Между тем представители военного командования, которые не имели нужды смягчать впечатления от увиденного, услышали вещи гораздо более тревожные; точнее, они утверждают, что прочли их в брошюрах, которые распространялись и обсуждались в деревнях департамента Пюи-де-Дом после банкета и даже «в горах, где нравы еще очень дикие, а употребление грубой и слепой силы до сих пор считается способом снискать уважение населения». Вот некоторые примеры, почерпнутые из этих брошюр и приведенные генерал-лейтенантом Бреном де Виллере, командиром девятнадцатой дивизии: