Время банкетов. Политика и символика одного поколения (1818–1848)

Когда весной 1845 года вышло в свет новое издание «Опыта о законе народонаселения», гораздо более удобное и доступное, чем прежние, немногие во Франции слышали о пасторе Томасе Роберте Мальтусе, умершем десятком лет раньше. Поэтому экономист Жозеф Гарнье счел уместным снабдить книгу предисловием и прибавить к ней «Заметку о жизни и трудах Мальтуса», которую Луи-Франсуа Конт, зять Жана-Батиста Сея, прочел вслух на публичном заседании Академии моральных и политических наук спустя некоторое время после смерти английского мыслителя. Но прошло всего четыре года, и эпитет «мальтузианский» стал употребляться во Франции повсеместно; например, участники избирательной кампании в департаменте Эн, желая скомпрометировать на выборах в законодательное собрание консервативного кандидата, обвинили его не в чем ином, как в верности идеям Мальтуса[516]; французские демократы и социалисты на поколение позже, чем их британские единомышленники, стали представлять Мальтуса в виде чудовищного символа злонамеренности экономистов и цинизма либералов[517]. В данном случае не так важно, что эта репутация по большей части ни на чем не основана, что она проистекает из почти полного незнакомства с трудами гораздо более богатыми и сложными, чем может показаться по вызванным ими протестам, и в сущности довольно далекими от либеральной экономической вульгаты XIX столетия. Важно, что в середине этого столетия Мальтус был известен преимущественно как автор того, что его старый противник Уильям Годвин назвал «самыми чудовищными строками, какие когда-либо пришлось набирать несчастному наборщику», а именно притчи, или аполога, о пире.

Этот скандальный фрагмент имеет запутанную историю, которую, однако, необходимо распутать, чтобы понять, отчего в два-три года, предшествующие революции 1848 года, он внезапно приобрел во Франции такую известность. Разные переводы на французский язык, более или менее верные и полные, «Опыта о законе народонаселения», равно как и их соотношение со сменявшими одно другое английскими изданиями, превосходно исследованы Жаклиной Эшт[518], и мы следуем за ее выводами. Прежде всего надо напомнить, что по-английски аполог о пире был опубликован всего один раз — во втором издании «Опыта», вышедшем в 1803 году в формате ин-фолио. Ни в одном из следующих изданий он повторен не был, по причинам, которые мы рассмотрим чуть ниже. И хотя аполог входил в число тех пространных отрывков из этого второго издания, которые перевел еще в 1805 году Пьер Прево, один из учителей юного Гизо, прочесть его могли только редкие читатели «Британской библиотеки» — женевского журнала, который старался познакомить публику с главными современными сочинениями, выходящими по ту сторону Ла-Манша. C согласия Мальтуса переводчик опубликовал в 1809 году перевод в трех томах — гораздо более полный, но сделанный по четвертому английскому изданию, откуда скандальный пассаж был исключен; наконец в 1823 году Прево с сыном выпустили полный перевод, выполненный по пятому британскому изданию. Именно этот вариант был переиздан в 1836 году, а затем, что особенно важно, — в 1845‐м. Но притча о пире отсутствовала и в нем.

Каким же образом она сделалась известна во Франции? Здесь нужно отдать должное Жозефу Гарнье, который, движимый энтузиазмом издателя и поклонника Мальтуса, не побоялся поместить в примечании краткое изложение притчи о пире в той довольно резкой форме, в какой я привел его в начале главы. Для этого требовалось немалое мужество, поскольку такой текст, как мы увидим, был способен скандализировать общественное мнение: по-видимому, именно поэтому Мальтус напечатал его всего один раз. Но во Франции те, кого называли «сектой экономистов» (а Гарнье — один из ее главных представителей[519]), полагали, что прежде всего обязаны отстаивать науку, истину, пусть даже она идет вразрез с общепринятыми убеждениями и шокирует публику. Вдобавок, возражая тому, что только что написал в «Независимом обозрении» Франсуа Видаль, юный экономист социалистических убеждений, издатель поспешил объяснить подлинный смысл притчи и настоять на том, что, вопреки утверждениям некоторых авторов, Мальтус вовсе не воспевает в ней кастрацию, убийство и голод как средства регулирования численности населения. По правде говоря, старания издателя действия не возымели: слишком многие читатели немедленно увидели в мальтусовской притче выражение чудовищного цинизма как со стороны английского пастора, так и со стороны его французского издателя, а некоторые даже бросились изучать сочинения противников Мальтуса[520]. Они обнаружили «Разыскания о народонаселении» Уильяма Годвина, выпущенные во французском переводе Ф. С. Констансио в 1821 году, и там, в последней, шестой книге под названием «О моральных и политических максимах, содержащихся в опыте о народонаселении» обнаружили полный текст притчи о пире. Вот он: