Время, бесстрашный художник…

Отмечая времени быстрый ход,
моя тень удлиняется, что ни год,

что ни год удлиняется, что ни день,

все длиннее становится моя тень.

Вот уже осторожно легла рука

на какие-то пастбища и луга.

Вот уже я легонько плечом задел

за какой-то горный водораздел.

Вот уже легла моя голова

на какие-то теплые острова.

А она все движется, моя тень,

все длиннее становится, что ни день,

а однажды, вдруг, на исходе дня

и совсем отделяется от меня.

И когда я уйду от вас в некий день,

в некий день уйду от вас, в некий год, –

здесь останется легкая моя тень,

тень моих надежд и моих невзгод,

полоса, бегущая за кормой,

очертанье, контур неясный мой…

Словом, так ли, этак ли – в некий час

моя тень останется среди вас,

среди вас, кто знал меня и любил,

с кем я песни пел, с кем я водку пил,

с кем я щи хлебал и дрова рубил,

среди вас, которых и я любил.

Будет тень моя тихо у вас гостить,

и неслышно в ваши дома стучать,

и за вашим скорбным столом грустить,

и на вашем шумном пиру молчать.

Лишь когда последний из вас уйдет,

навсегда окончив свой путь земной,

моя тень померкнет, на нет сойдет,

и пойдет за мной, и пойдет за мной,

чтобы там исчезнуть среди корней,

чтоб растаять дымкою голубой, –

ибо мир предметов и мир теней

все же прочно связаны меж собой.

Так живите долго, мои друзья.

Исполать вам, милые. В добрый час.

И да будет тень моя среди вас.

И да будет жизнь моя среди вас.

«Когда земля уже качнулась…»

Когда земля уже качнулась,
уже разверзлась подо мной
и я почуял холод бездны,
тот безнадежно ледяной,
я, как заклятье и молитву,
твердил сто раз в теченье дня:
– Спаси меня, моя работа,
спаси меня, спаси меня! –
И доброта моей работы
опять мне явлена была,
и по воде забвенья черной
ко мне соломинка плыла,
мой тростничок, моя скорлупка,
моя свирель, моя ладья,
моя степная камышинка,
смешная дудочка моя…

День такой-то (1976)

«Давно ли покупали календарь…»