Время библиоскопов. Современность в зеркале книжной культуры

Вспомним сюжет знаменитого романа Стивена Кинга «Сияние». Начинающий писатель устраивается сторожем в горный отель «Оверлук» и, обуреваемый тёмными силами, постепенно сходит с ума. Якобы работая над романом, он на самом деле попросту исписывает горы бумаги единственной фразой «Я пишу роман». Реальный результат подменяется имитацией процесса.

Аналогично организована современная культура в целом и книжная культура в частности. Постоянная трансформация внешней формы Книги дискредитирует и обесценивает её эталонный прототип. Более того, всё новые и новые эксперименты с внешним обликом размывают само понятие Книга.

В настоящее время книгой называют всё что угодно. Поваренная книга, жалобная книга, амбарная книга… В этот перечень устойчивых словосочетаний можно внести и т. н. «книгу художника» (произведение актуального искусства, гл. 4), и рукотворный альбом (продукт также модного сейчас скрапбукинга), и виртуальный роман, существующий лишь в интернете (произведение сетевой литературы). Книгу сейчас способно выпустить не только издательство, но любая полиграфическая фирма, а с недавних пор – вообще любое частное лицо, овладевшее компьютерными технологиями самопечати (гл. l).

Здесь скрывается очередной любопытный парадокс современности. Непременным исходным условием производства и массового распространения книги была не уникализация, а именно стандартизация её внешнего облика. При этом облик печатной книги обусловлен и предопределён обликом книги рукописной, что является нагляднейшим образцом преемственности культурных форм.

Если вспомнить, что первой печатной книгой была Библия, то становится понятен духовный смысл стремления Иоганна Гутенберга сделать её гармоничной и совершенной – по образу и подобию Божию. Не в последнюю очередь поэтому первопечатные книги (инкунабулы) более всех прочих напоминают иконы в богатых окладах – искусно украшенные и, одновременно, тяготеющие к выверенной пропорциональности всех элементов. Переплёты опойковые и сафьяновые, с металлической чеканкой и вышивкой шёлком, резьбой по кости и мозаичными аппликациями, в ларцах и футлярах, с разнообразным тиснением – пунктирным, зубчатым, лазурным… Затейливые фронтисписы, филигранные виньетки и прочая, и прочая. Прежде такая роскошь носила не в последнюю очередь сакральный смысл: особым предметам – особое обрамление.

Переход от «общества традиций» к «обществу тенденций» поставил под сомнение первичные критерии бытования книги в культуре: единообразие и постоянство. Но не только. В современном обществе нарушение данных критериев превратилось в набор легитимных и популярных практик (подробнее – в гл. 4). И если прежде в книгопроизводстве просматривалась скрытая конкуренция книги рукописной и книги печатной (вторая должна была доказывать свою «прогрессивность» возможностью воспроизведения всех внешних параметров первой), то сейчас эта логика утрачена – и конкуренция переместилась совершенно в иную плоскость.

Казалось бы, на современном этапе должны соревноваться уже электронная и печатная книги. Отчасти так и есть: изобретаются особые экраны, электронные чернила, нано-страницы и т. п. Но настоящая борьба ведётся не между текстовыми носителями, а между носителями идей – издателями, маркетологами, книжными дизайнерами.

В результате на технологическом (бытовом) уровне производство книг продолжает интенсивно развиваться, а на онтологическом (бытийном) оно постепенно движется к деградации, к пост-одичанию.

Но кого нынче волнуют такие философские вопросы? Кому охота рефлексировать, когда есть столько возможностей самовыразиться, получить яркие впечатления, обрести новый опыт?

Так незаметно и постепенно мы переезжаем в отель «Оверлук», где нас обуревают демоны современности: размывание, смешение, искажение, подмена понятий. Всё меньше задумываясь о целях и смыслах, мы увлечённо изобретаем, экспериментируем, трансформируем одно в другое. Каковы перспективы? Пытаясь доказать всему миру, что он действительно пишет книгу, герой Стивена Кинга начинает убивать людей…

Глава 3. Говорящие обложки. О навзаниях knick

…И нету автору причин

Над предисловием трудиться.
Но над заглавьемлоб – мозоль
Ещё и нынче, сочинитель,
Без титла книги, ma parole,
Не купит школьник, ни учитель.

Аноним, 1838

Они здесь – ожидающие, молчаливые. Они не толпятся, не требуют, не напоминают. Будто погружённые в сон, безмолвно стоят они вдоль стены, но имя каждой из них смотрит на тебя подобно отверстому оку.

Стефан Цвейг. «Благодарность книгам»