Время бросать камни

В Кыну, где стоял металлургический завод Строгановых, они задержались лишь на ночевку. Отсюда до Перми по тракту считали двести верст. Знакомый Наркиса Матвеевича помог юношам сговориться о подводе за умеренную плату. Выехали со двора еще затемно, когда стояла сырая беззвездная ночь, рассчитывая за двое суток, если ничего не случится, добраться до места.

Медленно светало… Старые березы, опустив длинные плакучие ветви почти до земли, стояли по обе стороны широкой дороги, роняя тяжелую росу на влажную после ночи землю. Низко нависало тяжелое, набухшее влагой, небо, сыростью пропитавшее воздух. Вдали березы вершинами плавали в тумане. Все вокруг серое — небо, убранные поля, размокшая после дождей дорога с мутными, словно запотевшими зеркалами луж.

Дмитрий опять думал свою думу — что впереди? Он будет в семинарии. Как ему держаться? Не поддаваться обстоятельствам, как бы они ни были дурны, ни в коем случае. Пожалуй, даже хорошо, что он — своекоштный, хотя для родителей это и тяжело. Он не будет, как семинарист, живущий на всем казенном, зависеть круглые сутки от мелочной опеки наставников, профессоров, сможет и товарищей выбрать подходящих, лучше распорядиться свободным временем.

Сумел же он в Екатеринбурге, в духовном училище, в эти два года отгородиться от тех, с кем не хотел вступать в близость, сохранить душевную самостоятельность, победив себя, ушел в учебу: тем самым, наверное, спас себя от дурного и всяких соблазнов.

Зачем Дмитрий едет? Набираться знаний. Духовная семинария для него — ступень к настоящему образованию, выбору жизненного пути. Этому и подчинит он все свои дни в Перми.

2

О Перми только и славы — губернский город. Ничем не лучше Екатеринбурга. Там, пожалуй, хороших домов еще побольше будет. А такого дворца, как дом Харитоновых, что на Вознесенской горе против особняка золотопромышленника и купца Ипатова, вовсе нет. Грязные и непроходимые улицы. Собачий лай за глухими заборами. Так же много кабаков и всяких питейных заведений. В Екатеринбурге самое поганое место — Конная площадь, а тут Черный рынок, где всегда толпится великое множество подозрительного люда, с испитыми лицами, воровскими повадками, шатаются гулящими артелями бурлаки. Заметно только, что в Перми на главных улицах, не в пример больше, чем в Екатеринбурге, всякого служивого и чиновного люда в форменных шинелях, с кокардами на фуражках.

Длинное трехэтажное здание духовной семинарии стоит на откосе против желтого кафедрального собора, выходя грязными постройками к реке. Из окон видна широкая Кама, пристани, растянувшиеся по городскому берегу, а за рекой темнеют леса. Поблизости, на Монастырской улице, большой сад и архиерейский дом. Консистория — центр управления всеми делами епархий Пермской и Соликамской.

Порядки же в семинарии почти такие же, как и в екатеринбургском училище. Разница, пожалуй, только в том, что тут предметов больше. Зубрежки прибавилось, и более трудной.

…Поначалу в Перми все у Дмитрия складывалось ладно. В первый класс экзамен выдержали восемьдесят шесть человек. В разрядных списках Дмитрий Мамин занял вполне приличное место — одиннадцатое, чем весьма порадовал родителей.

А потом начались неприятности. Сначала мелкие, несерьезные. Например, поселился Дмитрий неразумно далеко от семинарии, погнавшись за дешевизной квартирной платы, в маленькой и сырой хибарке, вместе с тремя сотоварищами по духовному училищу в Екатеринбурге, на углу Петропавловской и Верхотурской улиц. Не стоило ему торопиться с жильем, надо было бы подождать, приглядеться. Но Тимофеич весело и настырно, как заправский семинарист, кричал и уговаривал, что не все ли равно, где ночевать своекоштнику. Дескать, день-деньской в семинарии, а гривенник лишний кармана не оттянет.

Дмитрий подумал, подумал и решил, что в самом деле это разумно — деньги сбережет. Потом, позже, вспоминая свое вроде благое решение, подумал, что бог располагает, а дьявол не дремлет, раз дьявол так легко побеждает душу человеческую.

Сложными и противоречивыми были у Дмитрия первые впечатления от семинарии.

Какие среди преподавателей уникальные фигуры! Хоть в сочинения Гоголя вписывай. О некоторых стоило бы рассказать в письмах к родителям, но не хочется пока расстраивать отца и мать. Столько у них беспокойства за Митины дела в Перми, так они тревожатся, чтобы он не повторил горестной судьбы брата Николая.

Вот, например, преподаватель философии Михаил Павлович Королев. Злой и обидчивый, вечно ссорящийся с коллегами, инспекторами, кляузник и доносчик. Он может вдруг, если усмотрит что-то неподобающее, по его мнению, в поведении семинаристов, внезапно прервать урок и уйти из класса. Все ему сходит с рук. Боятся его наветов и длинных письменных кляуз.

Как-то в коридоре Королев в присутствии многих воспитанников громко и запальчиво выговаривал инспектору:

— Кашляют именно в тот момент, когда я начинаю говорить. Громко сморкаются и притом смотрят на меня нахально и усмехаются. А могут и поганый язык показать… Усмирите их! А не захотите — жаловаться буду.