Время бросать камни

Женщины уже занялись чаем. Хозяйкой у серебряного самовара сидела Марья Александровна Поленова, ей помогала Марья Якимовна. Дмитрий успел выделить ее среди других. Чем? Может быть, какой-то искренней радостью, теплотой взгляда, непринужденностью поведения со всеми. Она вроде была одета скромнее других дам, но с гораздо большим вкусом. Но задело его внимание нечто другое. Ему показалось, что на этом праздничном пикнике, где каждый находил себе близкого по общности интересов, молодая женщина чувствует себя одинокой, может быть, более одинокой, чем он, случайно сюда попавший.

Дмитрий стоял сбоку и наблюдал за ее неторопливыми движениями: как она брала чашку, наливала из фарфорового чайника заварку, потом подставляла чашку под струю кипятка из самовара. Движения ее рук были изящны и легки. Выполняя свою обязанность, она продолжала разговаривать с соседками, словно ничто не отвлекало ее.

Почувствовав чей-то взгляд, Марья Якимовна повернулась и весело всмотрелась в Дмитрия.

— Хотите чаю? — предложила она.

— С удовольствием.

— Присаживайтесь… Кажется, вы первый из мужчин, который не отказался от чая, — сказала она и рассмеялась. Голос у нее был мягкий, грудной. Протягивая Дмитрию чашку, Марья Якимовна спросила: — После Петербурга вам не дико в нашей заброшенной Салде?

— Не осознал… С родителями не виделся пять лет, мы только переписывались. И, признаться, взаимно соскучились.

— Знаю от Анны Семеновны, что вы достойный сын, не забывали родителей. Анна Семеновна всегда много и хорошо говорит о вас.

— Перехваливает.

— К нам надолго?

— До осени, скоро опять в Петербург.

Она на мгновение задумалась, легкая морщинка прорезала лоб.

— Извините, если затеваю бестактный и не ко времени разговор. Не могли бы вы, если имеете досуг, позаниматься с моим старшим сыном Володей? Тратит он время попусту, и я тревожусь за него. Забудет все, чему обучали в гимназии. Да и по-русскому у него переэкзаменовка.

— Дайте мне срок для размышления, — попросил Дмитрий.

— Конечно. Это естественно. Но как я узнаю о решении?

— Сам дам знать. Только не обижайтесь на отказ.

— Ваше право… Если же вам будет угодно, то и в других домах для вас найдутся репетиторские часы. Нужда в хороших репетиторах в Салде большая. А вы же из Петербурга, из университета…

На этом разговор и закончился.

Мужчины бесцеремонно, совершенно позабыв о дамах, вольно расположились в стороне, распустив галстуки и ослабив воротнички легких рубашек, составили карточный кружок. Во главе его сидел сановный Карл Карлович Фрейлих, и тут оставаясь главным, тасуя неторопливо и опытно карты литыми пальцами, словно выполняя привычную работу. Карты в его руках порхали, плавно и точно опускаясь возле самых дальних партнеров. Напротив Фрейлиха сидел Алексеев. Он играл сосредоточенно, по-хмельному мрачный, брезгливо выпячивая всякий раз губы, рассматривая сданные карты.

Дмитрий, присматриваясь и прислушиваясь, присел возле играющих. Они лишь мельком взглянули на Дмитрия. Ставки, насколько он мог судить, были крупными.

— Желаете испытать счастье? — любезно пригласил черноусый и узколицый главный механик Альфред Иванович Лунгрен, покосившись на Дмитрия выпуклыми темными глазами.

— Нет, благодарю вас.

— Что же это вы там, в Петербурге, студенты, — заговорил нравоучительно Альфред Иванович, ожидая сдачу карт, — так непозволительно себя ведете? Студент должен учиться. Вам бы об отечестве думать, а вы только бунтуете.

Дмитрий промолчал.

— Ведь правильно говорят, что университеты становятся рассадниками крамолы.

Сосед его, главный лесничий, Константин Иванович Бекман, похожий светлым хохолком на голове и такими же бакенбардами на линяющего косача, положил руку на плечо Дмитрия, словно хотел его от чего-то удержать.

— Не спорьте с Альфредушкой. Недостатки воспитания русского человека — его конек. Сейчас он начнет толковать вам, как плохо работает и живет русский мастеровой, человек ленивый и недобросовестный. России, по его разумению, еще долго оставаться азиатской страной. Европейский рабочий и европейская жизнь — вот чему мы должны подражать. Ничего не переменится, пока русский народ не обратится за помощью к Западу — так он считает. И все ваши бунты, все ваши политические выходки — от недостатка образования… Не вступайте в спор, милейший, а лучше послужите нашему обществу и распорядитесь принести несколько бутылочек вина. Что-то в горле стало пересыхать. Очень прошу…

Дмитрий отошел в сторону от играющих и, встретив одну из прислуживающих девушек, передал ей просьбу Бекмана.

Он набрел на поляну, где дамы, ярко одетые, в платьях, отделанных кружевами, затянутые в корсеты, старавшиеся, казалось, в моде не отставать от Петербурга, образовали свой тихо и ровно гудевший улей. Марии Якимовны он среди них не увидел.

…Наступал вечер, зажгли два больших костра. Но большинство мужчин опять вернулись к столу, сидели за ужином. Дмитрий устроился на скамеечке и смотрел на пламя, языки которого играли в темном небе, освещая снизу корявые ветки кедров. Неожиданно рядом с ним опустилась женщина. Дмитрий почувствовал запах тонких духов.