Время бусово (СИ)

Уже был слышен приглушенный «дежурный» лай посадских собак, они еще не чувствовали не только волков, но и, вообще, опасность, и «брехали» так, на всякий случай, когда стая выметнулась из оврага на его пологий склон, не мешкая, преодолела невысокий частокол внешней изгороди, отделяющей посадские дома городища от леса. Вожак оста-новился. Замерла и стая в ожидании команды.

Будь это в другое время, матерый волк не стал бы таиться. Наобо-рот, взвыл бы протяжно и грозно, заранее наводя страх на собак и лю-дей. Но не в этот раз. Он молча покрутил головой туда-сюда, то ли при-нюхиваясь, то ли еще раз решая для себя самого: нападать или же уве-сти стаю подальше от греха. Тусклый взгляд скользнул по стае. Там ждали. Почти по-собачьи тряхнув холкой, тронулся вперед. Решение было принято окончательно. Стая молча последовала за ним.

Купава первой проснулась от неистового лая собак, прятавшихся от мороза и ночного холода в сенцах их избушки. Подняла голову, уб-рав осторожно со своего плеча теплую руку мужа. Стала тревожно при-слушиваться к ночной тишине, но кроме посапывания младших детей на печи и храпа мужа да безудержного лая собак ничего слышно не бы-ло.

Лунный свет, пробиваясь сквозь маленькое оконце, затянутое бычьим пузырем, причем, в два слоя с небольшим промежутком между ними, не мог разогнать ночной сумрак.

— Что встрепенулась? — перестав похрапывать, поворачиваясь на другой бок, недовольно буркнул Бродич, не открывая глаз. — Спи. Еще петухи не пели.

— Слышишь, как собаки брешут, — вместо ответа тревожно отозва-лась Купава, — не волков ли чуют?!!

— Скажешь тоже, — не согласился с супругой Бродич, не желая рас-ставаться с нагретой постелью и сонной дремотой. — Волков в окрестно-сти осталось с пяток, не более, сам по следам подсчитывал. — Однако глаза открыл и тоже стал прислушиваться к неистовому лаю.

— Пяток-то пяток — да если к нам в закуток, — не стала оспаривать доводы мужа Купава, но и свою тревогу не забыла передать в короткой реплике. — Сколько овец-то уже в округе волки вырезали… Сколько народу бедствовать теперь будет?..

— И то верно, — вынужден был согласиться с доводами Купавы Бродич и одним рывком выбросил свое тело из-под теплой медвежьей шкуры — давнишнего трофея, — бережно хранимого в семье еще со вре-мен молодости Бродича, когда он в год строительства крепости, спасая молодого жреца, завалили медведя-шатуна, служившей им с женой в качестве одеяла. — Собаки, действительно, не со скуки брешут, а словно волка чуют… Особенно сука, Дымка: вон, то скулит, то с лютостью взвывает. Собаки волка всегда боятся, потому и лают с подвывом, как с испуга. — Пояснял он, в темноте на ощупь находя и одевая на себя теп-лые брюки и меховые сапоги. — Хорошо, что луна: хоть что-то можно разглядеть на улице. А то — и в шаге ничего не разглядеть. Хотя, если волки, то у них глаза всегда горят, не ошибешься.

— Давай-ка, Яруна разбудим, — предложила Купава и, не дожидаясь ответа мужа, метнулась к соседним полатям, на которых спал их перве-нец, уже женатый двадцатилетний крепыш. Ложе родителей и женатого сына разделяло легкая занавеска.

— Ярун! — позвала тихо, но настойчиво, ища на ощупь плечо сына, чтобы расшевелить.

— Не стоит, — запоздало воспротивился Бродич, — может, и тревога пустая, и никаких волков поблизости нет. Да если и волки, чай сам справлюсь. Не маленький.

— Да я уже не сплю, — отозвался со своего ложа Ярун. — Наши соба-ки и мертвого поднимут. Особенно Дымка. Да и Дымок ей ни в чем не уступает. Эт, как его разбирает!

Если Дымка лаяла голосисто, то Дымок, словно филин ухал: ко-ротко и басовито, как и подобает крупным самцам, хотя и был от перво-го или второго помета Дымки. Однако в нем была не только материн-ская кровь, но и кровь воеводского пса Дозора. А, как известно, курский воевода Хват пустяшных псов никогда не водил и не водит. Вот и по-шел Дымок статью и голосом в родителя.

Ярун выпростал из-под толстого теплого одеяла, принесенного в его дом в качестве приданого супругой Жалейкой, и теперь укрывавше-го их от ночной промозглости. Заскрипевшие под его мощным телом доски полатей сообщили, что молодец встает.

— Ты далече? — совсем не сонным голосом, хотя и не впопад, спро-сила Жалейка, видать давно проснулась, но лежала молча, прислушива-ясь к разговору свекра и свекрови. — Может, и мне с вами?

— Да лежи ты, Аника-воин, — одеваясь, обронил добродушно Ярун, незаметно для самого себя, подражая манере беседовать с домочадцами отца. — Тебя тут только не хватало.