Время быть русским

Вот основы его историософии. Считая детерминизм полным предрассудком, он пишет: “С нашей точки зрения, действительно не может быть никаких исторических законов”; “На мой взгляд, единой истории человечества нет, а есть лишь бесконечное множество историй, связанных с разными аспектами человеческой жизни”; “Действительно ли не существует всеобщей истории как реальной истории человечества? Скорее всего — нет. Я полагаю, таков должен быть ответ на этот вопрос каждого гуманиста и особенно каждого христианина”.

Квинтэссенция книги Поппера, мысль, к которой он неоднократно возвращается: мы должны отбросить идею истории как истории политической власти. Поппер буквально зациклен на этой незатейливой мысли. Для нас, представителей истмата, это просто смешно: бой с тенью, не более, а сам автор — несчастный маргинал в науке, посвятивший жизнь этой мнимой борьбе, столь же беспредметной, на наш взгляд, как прение о вере между христианином и иудеем с точки зрения, допустим, конфуцианца.

Наконец, принципиально отвергнув идею познаваемости истории, наличие в ней смысла и законов, Поппер, будучи не в силах выдерживать сообственный релятивизм, признается: “Да, мы нуждаемся в надежде. Действовать, жить без надежды выше наших сил. Однако мы не нуждаемся в большем и большего нам не должно быть дано. Нам не нужна определенность”. Можно ли представить себе подобную фразу в устах представителя точных и естественных наук? Конструктора космических ракет? Ответственного политолога?

Каков же выход для историка, отчаявшегося познать Историю, им же самим атомизированную до состояния бесчисленного множества историй? Поппер неоднократно пишет о “несовместимости историцизма и христианства”, стремясь оставаться на позициях последнего. Для нас эта оппозиция попросту недействительна, ибо знание и вера находятся в параллельных плоскостях. А сам Поппер не в силах выйти за пределы данной дихотомии, чтобы остаться либо историком, либо христианином, пытается сидеть на двух стульях, попадая при этом впросак. К примеру, полемизируя с А. Тойнби, заявлявшим и доказывавшим, что “для человеческого разума не существует “земного пути”, на котором… может быть преодолен национализм”, Поппер не может предложить ничего, кроме заявления, что “гуманизм является в конечном счете верой” и что “я вместе с большинством гуманистов думаю, что христианство, уча о Божественном отце, может внести большой вклад в устроение братства людей”. Такой вот уровень полемики.”

Далее я перечислял выразительные и многочисленные примеры самосажания Карла Поппера из лужи в лужу конкретных исторических ляпсусов. А затем резюмировал:

“Идеализм Поппера инфантилен и комичен, но… до поры до времени. В определенный момент он становится страшен. В особенности нам, чьи родные и близкие в свое время попали под большевицкий каток. Какие зловещие ассоциации рождает в нас такой пассаж христианского гуманиста: “Хотя история не имеет цели, мы можем навязать ей свои цели, и хотя история не имеет смысла, мы можем придать ей смысл”. Так ведь большевики это же самое и предлагали: “Навязать смысл истории”!!! И навязывали! Точнее не выразить всю суть большевицкого кошмара и абсурда. И мы снова клюнем на эту удочку?! Поппер, конечно, предлагает делать это “с точки зрения нашей борьбы за открытое общество, за власть разума, за справедливость, свободу, равенство и за предотвращение международных преступлений”. Как все это знакомо! Да разве нам все 70 лет обещали что-то иное?!!

Что тут скажешь? Большевизм, следует полагать, заразителен. Начитавшись не ко времени философа Маркса, философ Поппер, видимо, подхватил от него стремление не “объяснять”, а “переделывать” мир так и не объясненный, не понятый. Из лучших, разумеется, побуждений. И в свою очередь заразил этим стремлением доктора геолого-минералогических наук М.В. Раца, не ко времени начитавшегося философа Поппера.

Но Маркс хотя бы понимал: “Общество, если даже оно напало на след естественного закона своего развития… не может ни перескочить через естественные фазы развития, ни отменить последние декретами”.

Поппер же этого понимать совершенно не желает, вовсе отрицая интеллигибельность истории, а г-н Рац еще и предлагает форсировать процесс преображения непонятой действитель-ности в непонятном направлении. Одно слово — Большевики из Открытого Общества!” (“НГ” 28.12.96).

Геолог-философ оскорбился за критику мэтра и себя и не замедлил излить на читателей новый поток рекомендаций, как нам надо переделывать Россию (“Большевизм или национальное согласие?” — “НГ” 28.11.96; “Политика формирования открытого общества” — “НГ” 12.02.97).