Время «Ч»

Потом проснулась Олечка и снова заплакала. Она выворачивалась из рук бабушки, даже несколько раз ударила крохотной ладошкой её по лицу, выгибала спинку. С большим трудом Арине удалось выяснить, что у ребёнка сильно болит ухо. Похоже, к гаймориту прибавился ещё и отит. Мария Георгиевна забеспокоилась и направилась к телефону – вызывать детскую неотложку.

– Да не волнуйтесь вы, ей-Богу! Не нужно связываться ни с кем – в городе сейчас чёрт ногу сломит, – взмолилась Арина. – Я же педиатр. Попробую помочь. Или не доверяете?

– Да что вы! – изумилась Мария. – Я и не знала об этом. Пожалуйста, буду очень признательна…

– Я два года назад окончила институт. Правда, я не лор, но мы попробуем Олюнечке помочь. Она обязательно перестанет плакать. Сейчас сделаем водочный компресс, закапаем в ушко, и она успокоится!

Рёв действительно быстро стих, но слезать с рук своей спасительницы девочка не пожелала. Как только гостья, устав от хождения в комнате, присаживалась и пробовала уложить ребёнка в нагретую постельку, раздавался басовитый вопль «ме-е-е!». И тогда Арина, измученно улыбаясь, начинала снова носить девочку по комнате.

Мария Георгиевна, подняв очки на лоб, какое-то время наблюдала за ней. Потом углы её губ дрогнули в слабой улыбке.

– У вас есть дети, Ирочка?

– Нет. – Арина с трудом проглотила огромный солёный ком. Ей очень трудно было произнести это слово.

– А братья-сёстры?

– Только двоюродные.

– Вы умеете обращаться с малышами – я почему и спросила. Наверное, привыкли в институте. А нашей барышне вообще трудно понравиться. Видели, как она оплеухи раздаёт направо-налево? И Анджею от неё достаётся! – ещё раз улыбнулась Мария. – А что касается посторонних, то лучше вообще к ней не соваться. Терпеть не может, когда чужие приходят. Закатывает такие концерты, что потом голова весь день болит. Очень настырный ребёнок, даже агрессивный. Совершенно без тормозов. Сын и то таким не был в её возрасте.

Арина снова опустилась в кресло, прижимая к себе девочку. Приёмник давно отключили, чтобы Лёльку не пугали сумасшедшие крики и громкая музыка. Правда, соседи за стеной тоже бодрствовали, и тонкие стенки дома мало помогали. Покачивая завёрнутую в одеяльце дочь Андрея, Арина сонными глазами смотрела на изящный профиль Марии Георгиевны, склонённый над вязанием. Она любовалась пышными волосами Озирской, которые сейчас были небрежно скручены на затылке, её маленьким ухом с гранатовой серёжкой, длинными ресницами, лебединой шеей. Трудно было определить возраст этой женщины, но раз Андрею уже тридцать четыре, ей явно за пятьдесят. Невероятно, но факт…

Потом Арина взглянула на Лёльку и поняла, что у неё потом будет точно такое же лицо. Может, и волосы потемнеют – тогда будет вообще копия отец и бабушка. Сейчас округлый носик, распухший от насморка, тоненько посвистывал, а изогнутые ресницы золотились при свете лампы.

– Бывает же столько красоты у людей! – вдруг, неожиданно для себя самой, сказала Арина. И тут же прикусила язык, ругая себя за несдержанность.

Мария Георгиевна рассмеялась, ничуть не обидевшись. Да и трудно было обидеться, видя истинное восхищение.

– Ну уж! – заскромничала она, но Арина видела, что польстила хозяйке. – Есть люди и с более совершенными чертами.

– Во-первых, трудно представить что-то более совершенное! – горячо возразила Арина. – Во-вторых, дело не только в геометрической правильности лица, но ещё и в шарме, в очаровании. Эта неповторимая улыбка – она действительно стоит миллион!

– Дело в том, что мы поляки, Ирочка. – Мать Андрея ловко накидывала петли на спицу. – Причём, достаточно знатного рода, если верить семейным преданиям. – Мой отец, Георг-Кароль Озирский, родом из Вильно. Мать, Эмма Яновская, из Львовской области. А познакомились они, представьте себе, здесь, в Ленинграде. Эмма тоже была очень хороша собой – с пепельными волосами, серыми глазами А как мама прекрасно танцевала! Рядом с ней и папа достиг больших успехов в этом деле… Она тогда училась в Университете, но потом стала просто домохозяйкой. Страшно сказать, но Георг был сотрудником НКВД. Правда, невиновных не сажал – это я твёрдо знаю. Зато настоящих врагов на его счету было предостаточно. Всякие бандеровцы, немецкие агенты, недобитые полицаи, прочая нечисть, оставшаяся после оккупации. Мне было пятнадцать лет, когда я осталась без матери. Она не дожила и до сорока, умерла от старых ран. Пострадала, когда в сорок пятом году украинские националисты напали на наше жилище, чтобы отомстить отцу. Мама закрыла меня собой от осколков, от пуль. Тогда её спасли, но окончательно излечить не сумели. Мне только руку царапнуло, а маме пришлось долю лёгкого удалять. Между прочим, руки Эммы Яновской просили даже близкие к Кремлю люди, но она выбрала Георга. Эмма и до ранения здоровьем не блистала, родила только меня. Папа очень сына хотел, но не дождался – ни в первом, ни во втором браке. И я постаралась, чтобы этим сыном стал его внук…