Время демографических перемен. Избранные статьи

Возможно, на первых порах иммигрант не может полностью отказаться от своих этнических традиций (своеобразие которых, впрочем, часто преувеличивается). Признание принимающим обществом ценности культурного многообразия облегчает процесс адаптации и делает его менее болезненным. Но это не значит, что приехавший из Узбекистана в Москву узбек, в отличие от приехавшего из того же Узбекистана русского, должен навсегда оставаться узбеком и, во имя сохранения культурного разнообразия, должен быть загнан, в том числе и статистической регистрацией, в какое-то узбекское гетто. Впрочем, такая «геттоизация», диаспоризация часто возникает не только под влиянием принимающей стороны, в еще большей мере она может диктоваться «шлейфом», тянущимся за мигрантом из страны выхода, разрыв с которой воспринимается как «отказ от корней», предательство, отступничество и т. п. Вся эта сложная мозаика адаптации и находит свое отражение в концепции мультикультурализма, которая предлагает достаточно гибкую модель управления разнообразием.

Однако, как справедливо отмечает Амартия Сен, «ценность культурного разнообразия не должна быть безоговорочной, а должна измеряться в зависимости от его соответствия меняющимся условиям»[210].

«Недавно прибывших иммигрантов могут побуждать к тому, чтобы они сохраняли свой традиционный образ жизни и прямо или косвенно препятствовать тому, чтобы они изменяли свое поведение. Следует ли из этого, что во имя культурного разнообразия мы должны поощрять культурный консерватизм и требовать от людей оставаться привязанными к их культурной среде и не пытаться принять другой образ жизни, даже если у них есть веские причины это сделать?»[211]

Все это не означает отрицания этнической идентичности или неуважения к ней. Но этническая идентичность, при всей ее важности, – не единственная идентичность человека и не обязательно – самая главная. Еще раз сошлюсь на Амартию Сена, с которым я согласен: «Было бы очень трудно признать духовную и социальную ценность мультикультурализма, если бы он предполагал… что идентичность человека в основном – или полностью – определяется его принадлежностью к своему сообществу или своей религии (и исключает все другие составляющие идентичности: язык, профессию, социальный класс или политические убеждения)[212].

Если же мы признаём множественную идентичность личности, то должны признать и то, что различные ее компоненты определенным образом упорядочены, что всегда существует иерархия идентичностей. Этнические националисты отводят этничности самое высокое место в этой иерархии. В этом смысле интересна идущая сейчас в русском Интернете дискуссия по поводу слов Апостола Павла о том, что «нет ни Еллина, ни Иудея… но все и во всем Христос» и (в другом месте) «нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе». По мнению националистов, на эти слова ссылаются, пытаясь увидеть в них отмену различий между народами, но тогда надо было бы требовать и отмены различий между мужчинами и женщинами, что свидетельствует об абсурдности «так называемого Христианского интернационализма». На самом деле, как мне представляется, ни Апостол Павел, ни те, кто на него ссылаются, вовсе не имеют в виду отмену, выражаясь современным языком, этнической или гендерной идентичности, а лишь указывают на существование идентичности более высокого иерархического уровня.

Таким образом, спор идет не о том, признавать или не признавать этническую идентичность, а о том, какое место отводить ей в иерархии компонентов идентичности.

Возвращаясь к вопросу о том, следует ли государственной или международной миграционной статистике учитывать этническую принадлежность мигрантов, можно сказать, что это – не самостоятельный вопрос. Это часть вопроса о том, какое значение хочет придать этнической идентичности общая политика тех или иных государств или международных организаций. Чем выше место, отводимое этнической идентичности в иерархии идентичностей человека и общества, тем выше и шансы на то, что этническая принадлежность станет предметом государственной статистики, будет пристально изучаться, анализироваться, учитываться при принятии решений в гражданской сфере и т. д.

С моей точки зрения, в условиях того, что Дэвид Коулмен называет «третьим демографическим переходом» – изменения этнического состава населения стран вследствие большого притока иноэтничных мигрантов, – это очень опасный путь, ведущий к расколу и конфликтам. Но я не думаю, что его можно избежать полностью. Нельзя просто закрыть глаза и вовсе отказаться от мониторинга происходящих процессов, а без статистики такой мониторинг невозможен.

Другое дело, что любая конструктивная прагматическая политика (к сожалению, прагматическая политика бывает и деструктивной) должна, по возможности, минимизировать обращение к этническим индикаторам и гарантировать их нейтральную интерпретацию.