Время демографических перемен. Избранные статьи

Время надежд. Перемены начались только с конца 1950-х годов. В 1959 г., после 20-летнего перерыва, прошла Всесоюзная перепись населения – само ее проведение и публикация результатов способствовали росту общественного интереса к демографическим вопросам, тем более что они пришлись на период, когда в советском обществе стала пробуждаться способность критически смотреть на собственное развитие и хотя бы робко обсуждать реальные проблемы. В первой половине 1960-х годов возобновились демографические исследования на экономическом факультете МГУ, во вновь созданном Научно-исследовательском институте ЦСУ СССР, в Институте экономики украинской Академии наук (где в то время еще работал М. В. Птуха), в ряде других научных центров Москвы, Ленинграда, Киева, Минска, Ташкента, Риги, Еревана, других городов. Все в более широких масштабах публиковались книги, собирались научные конференции. По инициативе Д. Валентея была развернута подготовка демографов широкого профиля в Московском университете; специалистов, больше ориентированных на работу со статистической информацией и количественный анализ, готовил Московский экономико-статистический институт. Демографические и смежные исследования в масштабах страны координировали два научных совета, действовавшие в системе Академии наук и Министерства высшего образования. Установлению междисциплинарных контактов между исследователями, причем не только московскими, способствовал такой общественный форум, как Демографическая секция московского Дома ученых, основанная по инициативе Б. Урланиса. Важную роль играла редакция демографической литературы издательства «Статистика» (позднее – «Финансы и статистика»)[314]. Но возрождение советской демографии наталкивалось на целый ряд непреодолимых препятствий.

Информационный голод. Одно из таких препятствий – бедность или недоступность статистической информации о демографических процессах. Ее основным поставщиком была система государственной статистики, которая очень медленно приспосабливалась к требованиям современного демографического анализа, часто не располагала даже элементарными данными[315]. Положение менялось медленно. Например, только в 1970 г. в программу переписи населения был включен вопрос о числе рожденных детей; с 1979 г. (впервые после 1926-го) при переписи стали получать данные о распределении населения по всем категориям брачного состояния; в 1989 г. появился вопрос о месте рождения; проведенная в России (уже после распада СССР) микроперепись позволила получить данные о домохозяйствах. Однако если государственная статистика и располагала теми или иными сведениями, очень многие из них никогда не публиковались, были полностью или частично недоступны исследователям. В этом смысле интересна история публикаций результатов переписей населения: материалы переписи 1926 г. заняли более 50 томов, 1959-го – 17, 1970-го – 7, 1979-го – один том (только 10 лет спустя, уже в новых исторических условиях, малым тиражом было издано 10 томов материалов этой переписи). Не лучше обстояло дело и с текущими статистическими данными, даже самыми элементарными. Курьезом стал запрет на публикацию данных о распределении родившихся по полу. Долгое время была «закрыта» практически вся информация, касающаяся смертности. Лишь в 1975 г. впервые вышел не слишком богатый информацией демографический ежегодник, а следующий появился только через 13 лет, уже в горбачевскую эру (с тех пор они стали выходить регулярно).

Информационная цензура распространялась и на продукцию самих исследователей. Например, существовал запрет на публикацию любых демографических прогнозов: при издании книги Б. Урланиса «Проблемы динамики населения СССР» (1974) из нее был изъят большой кусок, содержавший составленный автором такого рода прогноз.

Оторванность от мирового научного сообщества. Возрождающаяся советская демография опиралась в основном на освоение отечественного научного наследия (к счастью, немалого), но оставалась в стороне от стремительного подъема, пережитого в первые послевоенные десятилетия демографией на Западе. «Железный занавес» здесь был столь же непроницаем, как и в других областях интеллектуальной жизни. Большинство советских демографов не имело возможности регулярно читать западные журналы (многих из них не было даже в крупнейших московских библиотеках), следить за литературой, не говоря уже о прямых контактах с зарубежными коллегами, участии в международных научных конференциях или международных научных союзах. До второй половины 1980-х годов все это было привилегией очень узкой группы «проверенных» людей, не всегда самых компетентных в профессиональной области.