Наши рассуждения могут показаться излишне упрощенными, поскольку они не принимают во внимание многих конкретных особенностей прежней и нынешней ситуаций. В частности, весьма условны границы рабочего возраста – от 20 до 60 лет. Разве не известно, что в прошлом большинство людей начинали работать задолго до достижения 20 лет, да и сейчас это не такая уж редкость? Точно так же люди продолжали и продолжают работать и после достижения 60 лет. Можно ли без учета всех этих обстоятельств сравнивать конец XIX и начало XXI вв.?
Знание конкретных деталей и их учет при общих рассуждениях, конечно, необходимы. Но и упрощенная, освобожденная от деталей схема, математическая модель тоже бывают небесполезны. Таблица смертности – инструмент, с по мощью которого рассчитаны показатели, приведенные в табл. 2, – как раз и есть такая модель. Она действительно не учитывает фактического возраста начала и окончания трудовой деятельности, но помогает понять, как и почему он меняется.
При внимательном прочтении этой таблицы становится почти очевидным, почему даже в недалеком прошлом трудовая деятельность должна была начинаться очень рано, а теперь ее начало стало возможным отодвинуть к более поздним возрастам.
Фонд рабочего времени поколения был очень маленьким, его поневоле приходилось расширять за счет более молодых и более пожилых, т. е. за счет тех, кого известный русский демограф С. Новосельский отнес когда-то к «полурабочим» возрастам. Он рассчитал отсроченную продолжительность рабочей жизни в России и в других странах на рубеже XIX и XX вв., считая рабочими, как и мы, возрасты от 20 до 60 лет, а полурабочими – от 15 до 20 и от 60 до 70 лет и принимая год жизни в этих возрастах за полгода рабочей жизни. Это дало прибавку, но не такую уж большую. Вот что у него получилось (табл. 3).
Таблица 3.
Отсроченная продолжительность рабочей жизни в некоторых странах на рубеже XIX и XX вв., летДаже и в европейских странах, а о России и говорить нечего, приходилось как можно более полно использовать фонд рабочего и «полурабочего» времени – просто для того, чтобы прожить. Нельзя было, например, сокращать его для того, чтобы удлинить время учебы, получения образования, это было доступно лишь немногим. Создание современной системы образования в таких условиях было невозможно.
Совсем другое дело сейчас, когда фонд рабочего времени поколения увеличился в 1,5–2 раза, у общества появился «демографический жирок», а значит, и определенная свобода выбора. Использовать часть выигранного времени для удлинения периода учебы (тем более что теперь почти все начавшие ее доживают до ее завершения) оказалось крайне выгодным, позволило резко повысить экономическую отдачу каждого рабочего года. К тому же теперь и «вертикальное семейное облако» помогает продолжать образование до 20–25 лет – ведь сейчас у людей в этом возрасте, как правило, живы родители и даже прародители, что раньше было редкостью. Теперь же и смертность снизилась, и матери и отцы в момент рождения последнего ребенка оказываются более молодыми – при низкой рождаемости женщины в основном заканчивают рожать детей к 35 годам, часто даже к 30, а прежде нередко рожали до 50 лет.
Так что сегодня даже у женщины, родившей по нынешним временам поздно, ее младшие дети достигают 20‑летнего возраста, когда самой ей 50–55 лет: они еще вполне могут пользоваться материальной поддержкой родительской семьи. Можно сколько угодно морализировать или иронизировать по поводу великовозрастных балбесов, сидящих на шее своих родителей, но это – один из ресурсов, за счет которого создается современный человеческий капитал. А единственное основание для иронии или моральных сентенций – это то, что раньше все было не так. Но все ли, что было раньше, было лучше?
Казалось бы, расширение свободы выбора в связи с ростом фонда рабочего времени должно было сказаться и на верхней границе рабочего периода, привести к ее снижению. В самом деле, если теперь средняя отсроченная рабочая жизнь поколения стала на 10–15, а то и более лет продолжительнее, чем прежде, почему бы не прекращать трудовую деятельность хотя бы годика на два раньше? Но тут нет той социальной и экономической мотивации, которая побуждает удлинять период получения образования, и общество, как правило, делает выбор не в пользу увеличения времени посттрудового досуга. Скорее напротив, верхняя граница периода трудовой деятельности повышается и наблюдается его общий сдвиг к старшим возрастам. В большинстве европейских стран возраст выхода на пенсию – 65 лет, а то и старше. Сильно схематизируя для наглядности, можно сказать, что рабочий период имеет тенденцию сдвигаться от интервала 20–60 к интервалу 25–65 лет.