Время демографических перемен. Избранные статьи

Вызвавший эту асимметрию демографический взрыв в развивающихся странах, в основном на юге планеты, в свою очередь породил совершенно новую глобальную реальность. Мировой демографический переход вступил в свой новый этап (британский демограф Дэвид Коулмен говорит о «третьем демографическом переходе»), на котором совершенно иную роль приобретает международная миграция. Она как бы возвращает себе то изначальное значение, которое всегда имела в истории как механизм территориального перераспределения населения. Это значение было в немалой степени утрачено в последние 300 лет, когда сформировалась система современных европейских государств, а потом и колониальных империй, хотя нельзя сказать, что оно полностью исчезло – об этом свидетельствуют хотя бы заокеанская эмиграция европейцев в XIX–XX вв. и заселение ими новых огромных пространств. Тем не менее в европоцентрическом мире восторжествовали принципы «Вестфальской системы», в частности, принцип суверенного контроля государством своих границ, несовместимый со свободным перемещением крупных людских масс. Но сейчас этот принцип подвергается испытанию на прочность в условиях, безмерно далеких от тех, какие существовали в Европе в середине XVII в. после окончания Тридцатилетней войны и заключения Вестфальского мира.

Демографическая асимметрия Севера и Юга, выражающаяся в наличии, с одной стороны, богатых, но имеющих тенденцию к депопуляции стран с населением немногим более 1 млрд человек, а с другой – бедных перенаселенных стран, число жителей которых превышает 5 млрд человек и продолжает расти, – лишь один из компонентов этих условий, хотя и очень важный. Существует огромное количество иных экономических, политических, технологических, экологических и других факторов, которые превращают обе группы стран в сообщающиеся сосуды и делают невозможной миграционную изоляцию одной части мира от другой. Все больше дает о себе знать прямая экономическая, а возможно, и демографическая заинтересованность Севера в притоке мигрантов, а Юга – в их оттоке в богатые страны. Правда, потребности сторон количественно не сбалансированы, но это лишь усложняет ситуацию.

Так или иначе, но, при том что территориальные государственные границы большинства стран Севера остаются незыблемыми, и в этом смысле Вестфальские принципы продолжают соблюдаться, миграционные потоки через эти границы, направленные в основном с Юга на Север, становятся настолько значительными, что состав населения развитых стран начинает быстро меняться.

Россия столкнулась с этой реальностью позднее своих западноевропейских или североамериканских соседей (а по большому счету, даже и не столкнулась еще). Поэтому пока она в большей степени, чем они, подвержена иллюзии, что суверенные правительства способны эффективно контролировать процессы глобального перераспределения населения. Сегодняшняя Россия слишком погружена в свои внутренние проблемы, слишком тесно связывает их с недавними событиями своей внутренней истории, чтобы осознать в полной мере те гораздо более важные и глубокие изменения, которые произошли и происходят на мировой арене. Отсюда и больший утопизм во взглядах на свое демографическое будущее, в частности, на возможность избежать крупномасштабного притока мигрантов. Но это не значит, что подобных взглядов не разделяет огромное число людей в Европе или Северной Америке. Им, как и большинству российских интеллектуалов и политиков, кажется, что ключи от ситуации находятся внутри их стран, а желающие приехать к ним из числа 5 млрд жителей развивающегося мира сегодня или 7–8 млрд – завтра будут вести себя в зависимости от того, что решат европейские или североамериканские парламенты и правительства.

Это сходство взглядов говорит о сходстве ситуаций во всех странах, переживших демографический переход, но отнюдь не служит доказательством того, что столь единодушные взгляды верны. Возможно, ситуация настолько нова, что она по-настоящему не осознана ни в одной из этих стран, и повсюду живы надежды, что можно повернуть историю вспять – во всяком случае, в том, что касается миграции. Хотя в России, так же, как в Европе или США, счет так называемым «нелегальным мигрантам» идет уже на миллионы, и их число с каждым годом увеличивается, все еще живы надежды на то, что приток мигрантов можно остановить, в крайнем случае, с помощью новой разновидности китайской стены – технического сооружения вдоль государственной границы или чего-то в этом роде. Скорее всего, эти надежды тщетны, и рано или поздно большинству развитых стран придется искать новые стратегические подходы в области миграционной политики, действуя в соответствии с английской поговоркой: what can’t be cured must be endured[176].