Читаем Время – деньги. Автобиография полностью

Вторник сентября 20-го. Ветер опять переменился на западный, к великой нашей досаде. Хлеб получаем в ограниченном количестве, по два с половиной сухаря в день.

Среда сентября 21-го. Нынче утром нашего баталера разложили на связке канатов и наказали плетьми за то, что перетратил муки на пудинги, и за другие провинности. Весь день полное безветрие и очень жарко. Я был твердо намерен нынче искупаться в море и так и сделал бы, если бы не появление акулы, смертельного врага всех пловцов. Длины в ней было футов пять, она плавала вокруг корабля на некотором отдалении, медленно и величаво, а с нею десяток рыб, которых называют рыба-лоцман, разных размеров: самая длинная поменьше небольшой макрели, самая короткая не больше моего мизинца. Два этих крошечных лоцмана держатся перед самой ее мордой, и она как будто следует их указаниям; остальные же плывут рядом с ней справа и слева. Акулу всегда сопровождает такая свита, они добывают ей пищу, находят и указывают ей добычу, а она в благодарность защищает их от прожорливых и голодных дельфинов. Акулу считают очень жадной рыбой, но эта и не глядит на приманку, которую ей бросают: как видно, сытно пообедала и еще не проголодалась.

Четверг сентября 22-го. Весь день сильный западный ветер. Акула от нас отстала.

Пятница сентября 23-го. Нынче утром завидели парус милях в двух за кормой, подняли кормовой флаг, убавили паруса и шли так до полудня, пока то судно нас не догнало. Это оказался «Сноу» курсом из Дублина в Нью-Йорк, на борту свыше пятидесяти кабальных слуг обоего пола! Они высыпали на палубу и, судя по всему, были очень рады нас увидеть. И правда, удивительно это бодрит, когда встретишь в море корабль и на нем живых людей, таких же, как мы, и в таких же обстоятельствах, да еще после того, как мы долго были, если можно так сказать, отлучены от остального человечества. При виде стольких человеческих лиц сердце мое так и запрыгало от радости, и я с трудом удержался от смеха, порождаемого душевным довольством. Ведь уже долгое время нас носило по безбрежному морю и мы не видели ни земли, ни корабля, ни каких-либо смертных созданий (кроме рыб и морских птиц), словно весь мир залило вторым потопом и в живых остались только мы, как некогда Ной и его спутники в ковчеге. Оба капитана обещали друг другу следовать дальше совместно; но я полагаю, что это только так говорится, ведь когда корабли не одинаковы по своим качествам, редко бывает, чтобы один стал ждать другого, особенно если капитаны между собой не знакомы. После полудня ветер, так долго дувший нам в лоб, к великому нашему удовольствию переменился на восточный (и, видимо, надолго). Спутники мои приободрились, перестали жаловаться, чего не было с самого отплытия, а объясняю я это тем, что они увидели, в каких жалких условиях находятся пассажиры на том судне, и могли сравнить их с нашими. Мы чувствуем себя как в раю, стоит только представить себе, каково им приходится там в тесноте, бок о бок с таким грязным, вонючим сбродом, да еще в этих жарких широтах.

Суббота сентября 24-го. Вчера вечером налетел шторм, и в полной темноте мы потеряли нашего сотоварища. Нынче рано утром впереди показался парус, мы думали, что это он, но тут показался еще один парус, и мы поняли, что ни тот, ни другой не «Сноу»: один из них пересекал наш путь, а второй несся прямо на нас, имея перед нами преимущество ветра. Когда этот последний приблизился, мы были немного озадачены, не зная, как это понять: судя по его курсу, он вообще не направлялся ни в какой порт назначения, но словно задумал незамедлительно врезаться нам в борт. На всех лицах вокруг я читал тревогу, но скоро все успокоились: неизвестное судно стало удаляться. Когда мы подняли кормовой флаг, оно в ответ подняло французский и тут же снова спустило, и вскоре мы потеряли его из виду. Второе судно прошло мимо нас меньше чем через полчаса и на наш сигнал ответило английским флагом; оно шло восточнее нас, но ветер был такой сильный, что поговорить ни с тем, ни с другим не удалось. Часов в десять мы завидели нашего сотоварища, тот ушел от нас далеко вперед. Оказалось, что ночью, когда мы из-за шторма легли в дрейф, спустив грот, он не замедлял хода. Теперь он любезно убавил паруса, и нынче днем мы его догнали, так что сейчас мы опять бежим борт к борту, как старые друзья, при отменном попутном ветре.

Воскресенье сентября 25-го. Вчера к вечеру мы уже порядочно обогнали сотоварища. Около полуночи, потеряв его из виду, мы ради него убавили паруса, но нынче утром он оказался далеко впереди, потому что в темноте, оказывается, успел нас обогнать. Мы прибавили парусов, около полудня поравнялись с ним и теперь, дабы такое не повторилось впредь, условились, что, если опять доведется обогнать их ночью, когда

Валы вздымаются, и справа бьют и слева,А черный океан внизу рычит от гнева, –
Перейти на страницу:

Все книги серии Эксклюзивная классика

Кукушата Мидвича
Кукушата Мидвича

Действие романа происходит в маленькой британской деревушке под названием Мидвич. Это был самый обычный поселок, каких сотни и тысячи, там веками не происходило ровным счетом ничего, но однажды все изменилось. После того, как один осенний день странным образом выпал из жизни Мидвича (все находившиеся в деревне и поблизости от нее этот день просто проспали), все женщины, способные иметь детей, оказались беременными. Появившиеся на свет дети поначалу вроде бы ничем не отличались от обычных, кроме золотых глаз, однако вскоре выяснилось, что они, во-первых, развиваются примерно вдвое быстрее, чем положено, а во-вторых, являются очень сильными телепатами и способны в буквальном смысле управлять действиями других людей. Теперь людям надо было выяснить, кто это такие, каковы их цели и что нужно предпринять в связи со всем этим…© Nog

Джон Уиндем

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-философская фантастика

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
100 знаменитых людей Украины
100 знаменитых людей Украины

Украина дала миру немало ярких и интересных личностей. И сто героев этой книги – лишь малая толика из их числа. Авторы старались представить в ней наиболее видные фигуры прошлого и современности, которые своими трудами и талантом прославили страну, повлияли на ход ее истории. Поэтому рядом с жизнеописаниями тех, кто издавна считался символом украинской нации (Б. Хмельницкого, Т. Шевченко, Л. Украинки, И. Франко, М. Грушевского и многих других), здесь соседствуют очерки о тех, кто долгое время оставался изгоем для своей страны (И. Мазепа, С. Петлюра, В. Винниченко, Н. Махно, С. Бандера). В книге помещены и биографии героев политического небосклона, участников «оранжевой» революции – В. Ющенко, Ю. Тимошенко, А. Литвина, П. Порошенко и других – тех, кто сегодня является визитной карточкой Украины в мире.

Валентина Марковна Скляренко , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Н. Харченко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное