Однажды к нам явился Джордж Уэбб, которому одна добрая знакомая ссудила денег, чтобы выкупиться у Креймера, и предложил нам свои услуги. В то время работы для него у нас не было; но я имел неосторожность рассказать ему под секретом, что намерен в ближайшем будущем выпускать газету и тогда он может мне понадобиться. Я объяснил, что надеюсь на успех потому, что единственная тогда в Филадельфии газета, ее выпускал Брэдфорд, была жалкой безделкой, издавалась безобразно и все же приносила ему доход, а значит, хорошая газета и подавно не останется без поддержки. Я просил Уэбба молчать о нашем разговоре, но он проболтался Кеймеру, а тот, чтобы обскакать меня, тотчас напечатал объявление о том, что сам начинает выпускать газету, и предложил Уэббу в ней работать. Это меня разозлило, и, чтобы насолить им, пока сам я еще не могу заняться газетой, я написал несколько занимательных очерков для газеты Брэдфорда за подписью «Хлопотун», а после меня их еще несколько месяцев поставлял Брейнтналь. Это привлекло к газете внимание публики, а объявление Кеймера, которое мы высмеяли в веселой пародии, отклика не нашло. Газету он все же начал издавать, но, продержавшись три четверти года при всего лишь девяноста подписчиках, предложил ее за бесценок мне; я согласился, потому что уже некоторое время был готов ею заняться, и через несколько лет она принесла мне изрядные доходы.
Я замечаю, что то и дело сбиваюсь на единственное число, хотя наше товарищество с Мередитом не распалось; получается это, вероятно, потому, что все руководство делом лежало на мне. Мередит к тому же не умел набирать, печатал плохо и редко бывал трезв. Друзья советовали мне с ним расстаться, но я был вынужден терпеть.
С первых же номеров наша газета сильно отличалась от всех, что выходили в нашей провинции раньше, и шрифт и выполнение были несравненно лучше. Но особенно о ней и ее издателе заговорили после кое-каких написанных мною смелых замечаний касательно спора, который шел тогда между губернатором Бэрнетом и Массачусетской законодательной ассамблеей, и через несколько недель все самые видные горожане сделались нашими подписчиками.
Их примеру последовали многие, число наших подписчиков непрерывно росло. Это было одним из благих последствий того, что я научился немного владеть пером, другим же таким последствием было то, что видные наши горожане, убедившись, что газета попала в руки человеку, владеющему пером, почли своим долгом оказывать мне помощь и покровительство. Брэдфорд продолжал печатать отчеты о заседаниях Ассамблеи, законы и другие правительственные материалы. Между прочим, он напечатал обращение Ассамблеи к губернатору очень нескладным языком и с ошибками. Мы перепечатали его изящно и без ошибок и разослали всем членам Ассамблеи. Они не преминули заметить разницу; это укрепило положение наших друзей в Ассамблее, и они постановили с будущего года поручать все свои заказы нам.
Среди моих друзей необходимо назвать мистера Гамильтона, уже упомянутого выше, он возвратился из Англии и был избран в Ассамблею. Теперь, как и много раз позднее, он принял во мне большое участие и не оставлял своим покровительством до самой смерти.
Примерно в это время мистер Вернон напомнил мне, что я у него в долгу, но не торопил с уплатой. Я написал ему покаянное письмо и умолял потерпеть еще немного, что он и сделал, а я потом отдал ему долг с процентами и с великой благодарностью; таким образом эта ошибка была в какой-то мере исправлена.
Но теперь возникла новая трудность, притом совершенно неожиданная. Отец Мередита, который в свое время дал мне понять, что заплатит за нашу типографию, сумел набрать лишь сто фунтов наличными, которые и уплатил, а еще сто фунтов остался должен купцу, и тот, потеряв терпение, на всех нас подал в суд. Мы нашли поручителей, но было ясно, что, если не удастся собрать к сроку требуемую сумму, иск скоро будет передан к исполнению и мы окажемся разорены, поскольку и станок, и шрифты придется продать в счет уплаты, притом, скорее всего, за полцены.
И тут-то, когда казалось, что все пропало, два истинных друга, чью доброту я не забыл и не забуду, пока память мне вовсе не изменит, пришли ко мне порознь, не сговариваясь и без каких-либо просьб с моей стороны, и предложили ссудить мне все деньги, какие требуются, чтобы перевести все дело на меня, если это вообще выполнимо. Они, однако, просили, чтобы я разорвал свое товарищество с Мередитом, поскольку его часто видят на улице пьяным, он играет в карты и в кости по кабакам и тем подрывает доверие к нашему заведению. Два эти друга были Уильям Колмен и Роберт Грейс. Я сказал им, что не могу предложить Мередиту расстаться, пока есть хоть какая-то надежда, что он и его отец выполнят свою часть договора, ибо считаю себя обязанным им за то, что они сделали и что еще сделали бы, если б могли; но если станет ясно, что они несостоятельны и товарищество придется расторгнуть, тогда я буду считать себя вправе принять помощь моих друзей.