Время – деньги. Автобиография

Я пришел к убеждению, что главные условия для счастья в жизни – это правдивость, искренность и честность в отношениях между людьми; и записал в дневнике, где оно до сих пор хранится, мое решение до последнего вздоха придерживаться этого правила. Божественное откровение само по себе не имело для меня значения; но я считал, что хотя некоторые наши поступки плохи не потому, что оно их запрещает, и хороши не потому, что оно их предписывает, однако, по всей вероятности, если принять во внимание все обстоятельства, такие поступки запретны потому, что они для нас вредны, и предписаны потому, что они для нас полезны. И это убеждение, с помощью милостивого провидения, или ангела-хранителя, или счастливой случайности, уберегло меня в опасные молодые годы, в рискованных положениях, в какие я иногда попадал среди чужих людей, вдали от надзора и советов моего отца, и не дало умышленно погрешить против нравственности и справедливости, чего при отсутствии у меня веры вполне можно было бы ожидать. Я сказал «умышленно», ибо в тех примерах, которые я приводил, играла роль некая необходимость, порожденная моей молодостью, неопытностью и бесчестным поведением других людей. Таким образом, обо мне с самого начала шла достаточно добрая слава; я очень ею дорожил и был твердо намерен сберечь ее.

Вскоре после нашего возвращения в Филадельфию пришло из Лондона заказанное оборудование. Еще до того, как Кеймер об этом прослышал, мы рассчитались с ним, и он нас отпустил. Мы присмотрели дом возле рынка и сняли его. Чтобы уменьшить арендную плату, которая составляла всего 24 фунта в год, хотя позже тот же дом сдавался за 70, мы пригласили жить в нем глазировщика Томаса Годфри с семьей, с тем чтобы он платил значительную часть аренды и мы бы у него столовались. Не успели мы распаковать шрифты и наладить станок, как один мой знакомый, Джордж Хаус, привел ко мне фермера, которого встретил на улице, тому как раз требовался печатник. У нас между тем все наличные деньги уже разошлись на покупку бесконечных необходимых мелочей, и пять шиллингов этого фермера, которые явились почином, да еще так вовремя, порадовали меня больше, чем любая крона, заработанная с тех пор; из благодарности к Хаусу я часто потом помогал молодым новичкам с большей готовностью, чем, может быть, следовало бы.

В каждой местности найдется человек, который только и делает, что пророчит всевозможные беды. Был такой и в Филадельфии – видный горожанин, уже в летах, с умным выражением лица и важной манерой изъясняться, звали его Сэмюел Микл. Однажды этот господин, с которым я не был знаком, остановился у моего порога и спросил, не я ли тот молодой человек, что недавно открыл новую типографию. Услышав утвердительный ответ, он сказал, что ему меня жалко, потому что начинание это требует расходов, а мои расходы пропадут даром: ведь Филадельфия клонится к упадку, люди там либо уже разорились, либо близки к разорению, а все признаки обратного, как, например, новые дома и повышение цен на землю, как он доподлинно знает, обманчивы; более того, именно эти явления нас и разорят, и он так подробно описал мне все наши нынешние и грядущие невзгоды, что я совсем загрустил. Познакомься я с ним до того, как затеял свое дело, я, скорее всего, отказался бы от этой мысли. Человек этот продолжал жить в нашем гибнущем городе и ныть все в таком же духе. Он много лет отказывался купить дом, потому что все вокруг якобы катилось в пропасть, и в конце концов я с радостью узнал, что дом он все-таки купил и заплатил за него сумму в пять раз больше той, за какую мог бы его иметь, когда только начинал свои сетования.

Глава V

Следовало бы уже раньше рассказать, что осенью предыдущего года я вовлек почти всех моих друзей, мастеров и ремесленников в некое общество взаимного просвещения, которое мы назвали «Хунта». Собирались мы по вечерам каждую пятницу. Составленные мною правила требовали, чтобы все члены по очереди предлагали для обсуждения один или больше вопросов из области морали, политики или натурфилософии; а раз в три месяца публично читал написанное им самим сочинение на любую тему. Обсуждение велось под руководством председателя, в духе подлинных поисков истины, без споров ради спора и без стремления во что бы то ни стало одержать верх. А чтобы страсти не слишком разгорались, через некоторое время было решено наложить запрет на чересчур категорические суждения или резкие слова, под страхом небольшого денежного штрафа.

Среди первых членов общества были: Джозеф Брейнтналь, переписчик бумаг для нотариусов, добродушный, приветливый человек средних лет, большой любитель поэзии, читавший без разбора что попало и писавший недурные пустячки, а также приятный в разговоре.