Со временем такое поведение, ради которого я вначале насиловал мою врожденную склонность, стало даваться мне легко, превратилось в привычку, и за последние пятьдесят лет никто, полагаю, не слышал, чтобы у меня вырвалось какое-нибудь категорическое суждение. И этой привычке (наряду с установившейся за мною славой честного человека) я, вероятно, обязан тем, что мои сограждане так уважительно ко мне прислушивались, когда я предлагал учредить какое-нибудь новое предприятие или внести изменения в уже существующее, и что я приобрел влияние в общественных советах, когда вошел в их состав; ибо оратором я был неважным, красноречием не отличался, был нерешителен в выборе слов, допускал ошибки в языке, а между тем обычно одерживал верх над своими противниками.
Правду сказать, из всех страстей наших ни одну, пожалуй, так не трудно обуздать, как гордыню. Сколько ты ее ни скрывай, сколько ни борись с ней, ни пытайся ее задушить, растоптать, изничтожить, а она все живет, и нет-нет да и дает о себе знать. В настоящем повествовании вы, возможно, найдете тому много примеров, ведь даже убедив себя, что я ее преодолел, я, вероятно, гордился бы своим смирением.
(До сих пор написано в Пасси в 1784 году.)
Глава VII
Отныне, с августа 1788 года, я буду писать дома, но без той помощи, какой ожидал от моих бумаг, многие из них пропали во время войны. Кое-что, впрочем, нашлось, например следующее.
Раз уж я упомянул о задуманном мною обширном и подробном труде, следует, видимо, рассказать об этом труде и о той цели, для которой он предназначался. Первые мысли о нем записаны на случайно сохранившихся листках, и я привожу их ниже:
«Что важнейшие события в мире, войны, революции и проч., подготавливаются и совершаются политическими партиями.
Что взгляды этих партий соответствуют их интересам или тому, что они считают таковыми.
Что различные взгляды этих различных партий приводят к великой путанице.
Что, если партия выполняет какой-то общий план, каждый ее член имеет в виду свой личный интерес.
Что стоит партии добиться общей победы, как каждый ее член начинает радеть о своем личном интересе; а это сеет рознь, разбивает партию на группы и приводит к еще большей путанице.
Что в общественных делах лишь немногие действуют, имея в виду благо родины, что бы они ни утверждали на словах; и хотя их действия действительно идут на пользу родине, однако люди полагают, что их собственные интересы и интересы их родины – одно, и действуют не из благожелательных побуждений.
Что еще меньше есть людей, которые, участвуя в общих делах, имеют в виду благо всего человечества.
Мне представляется, что сейчас самое время основать Единую Партию Радеющих о Добродетели, для чего собрать добродетельных и праведных людей всех стран в организацию, подчиненную мудрым и добрым правилам, которые мудрые и добрые люди будут соблюдать более единодушно, нежели обычные люди ныне соблюдают обычные законы.
Я полагаю, что всякий, кто возьмется за эту задачу, сделает угодное господу и достигнет успеха.
Обдумывая этот план, с тем чтобы заняться им позднее, когда мои обстоятельства оставят мне для этого необходимый досуг, я время от времени набрасывал на листках бумаги кое-какие мысли на этот счет. Почти все листки пропали; но один я нашел: это суть будущей веры, содержащей, по моей мысли, главные положения всех известных религий и свободной от всего, что могло бы отвратить исповедующих любую религию. Выражена она в таких словах:
«Что есть единый бог, сотворивший всё.
Что он правит миром с помощью своего промысла.
Что служение ему включает поклонение, молитву и благодарение.
Но что самое угодное богу служение – это делать добро людям.
Что душа бессмертна.
И что бог безусловно наградит добродетель и накажет порок либо в сей жизни, либо за гробом».