Время для перемен

Чем дольше я училась в той «школе», в которую меня определил меня господин Мартынов, тем больше размывались сами основы моей личности. Сначала я говорила себе, что делаю все это ради моего еще не рожденного ребенка, потом, когда малыш Алекс уже родился – ради того, чтобы его оставили со мной, а не отправили в сиротский приют. Но потом день уходил за днем и месяц за месяцем, а я становилась все меньше похожей на Дору Бриллиант и все больше на графиню Марию де Гусман. Эта фальшивая личность аргентинской аристократки заполняла мое существо, и иногда мне даже начинало казаться, что моя старая знакомая Дора Бриллиант давно умерла, а я – совсем не она, ибо мои новые привычки и убеждения во всем противоречат ее сущности.

К ужасу своей предыдущей личности, под влиянием уроков хранителей я изменилась настолько, что сама стала охранительницей. И, более того, время от времени встречаясь с господином Мартыновым, Мария де Гусман стала вожделеть этого наглого красавчика. Образ Алексея (Покотилова), да и самой Доры Бриллиант, бледнел и размывался в моей памяти. Они оба были несчастными неудачниками: он взорвался на собственной бомбе, она – сгинула в подземельях новой Тайной Канцелярии. Народ, ради которого они отдали свою жизнь, даже не узнал о их смерти. На устах у народа находилась императрица Ольга, мать Отечества, защитница сирых и убогих. Народ радуется, когда нищета сменяется бедностью, а тех, кто вообще потерял всякие законные средства к существованию (вроде просящих милостыню сирот) пристраивают на казенный кошт в специальные заведения военизированного типа: суворовские корпуса – для мальчиков, и екатерининские – для девочек. И некоторые из этих учреждений курирует именно наша организация.

А ведь это настоящий ужас – военное заведение для слабого пола, где девицы, стриженные под бильярдный шар, должны под командой злобных солдафонов маршировать в ногу и тянуть носок. Впрочем, наверное, для кого-то такое существование все же лучше, чем жизнь в подпольном борделе для малолетних или смерть от голода и холода, – по причине того, что иссякли не только законные, но и вообще любые средства к существованию. Бедная еврейская девушка Дора Бриллиант, когда еще была собой, знала множество подобных примеров, неизвестных графине Марии де Гусман – существу настолько нежному и легкомысленному, что оно даже испражняется исключительно воздушными безе. Тем не менее, шло время – и Империя неумолимо менялась, как меняется сбрасывающая шкуру змея. И из-под слезающей сухой мертвой чешуи появлялось такое, что заставляло в удивлении раскрыть рот и Марию де Гусман, и Дору Бриллиант. А ведь между ними – то есть нами – нет почти ничего общего, кроме тела, которое досталось нам одно на двоих.

Однако господин Мартынов не торопился пускать в ход свое секретное оружие, видимо, желая отточить его до бритвенной остроты. Из первого набора я осталась единственной обучающейся; всех остальных давно изъяли из ведения господина Познанского – для того чтобы применить в деле. Марию де Гусман, помимо верховой езды, аристократических манер, искусства соблазнения и бытовых привычек завзятой католички, принялись учить стрельбе из маленького дамского пистолета (эсеровские боевики владели этим искусством на весьма посредственном уровне), а также натаскивать в политических и иных науках. Мой наставник-мучитель всякий раз повторял, что, превращаясь из еврейки Доры Бриллиант в графиню Марию де Гусман, я должна обладать достаточными знаниями, чтобы иметь возможность поддерживать умные беседы на любые темы. Сеньоре Марии де Гусман вменяется искусство пленять людей не столько телом, сколько умом. С марксистом я должна разговаривать как марксист, с охранителем – как охранитель, с интеллигентом – как интеллигент, а с аристократом – как аристократка. Кроме того, поскольку «каждый солдат должен знать свой маневр», мне следует представлять, за что я буду бороться, согласившись на предложение господина Мартынова.

Личность госпожи де Гусман, формирующаяся под воздействием этого обучения, получалась немного взбалмошной, как это положено любой прирожденной богатейке, но весьма прогрессивной, сострадающей таким несчастным особам как Дора Бриллиант, поэтому она с большим одобрением отнеслась к отмене черты оседлости. Впрочем, мне стоит повторить, что лично Марию де Гусман, аристократку и католичку, этот шаг русского правительства никак не задевает… Но наибольший шок я испытала, когда узнала об истинной сущности господина Мартынова. То, что я воспринимала как сатанинское начало царского держиморды, оказалось мрачной тенью иного мира. Я лично не встречалась ни с нашим князем-консортом (который, фигурально говоря, стоит у трона с обнаженным мечом), ни с канцлером Империи господином Одинцовым, но я уверена, что у них на челе лежит такая же мрачная тень. Эти люди готовы рвать всех несогласных зубами и стрелять в них из браунингов, лишь бы не допустить повторения своей истории. К несчастью (а может, и наоборот), сейчас это самые могущественные люди нашего мира.