Закончив с этим грязным делом и недолго посовещавшись, мы решили брать заговорщиков немедленно. Борис Сафаров отправил посыльного оповестить верных ему соратников, а я вызвал к себе своих людей. С ними надежнее и обучены они лучше, чем повстанцы. Тихий уединенный загородный дом, слоняющиеся вокруг тени вооруженных мужчин (ибо у левицы тоже была своя боевка), ярко освещенные окна, по которым понятно, что в комнате горит несколько керосиновых ламп. Первыми умерли часовые. Мои люди, кажется, даже смогли удивить своей ловкостью видавших виды македонских повстанцев. Очень тихие хлопки выстрелов, почти неразличимые в стрекоте цикад – и часовые предателей мертвы. Македонские четники-повстанцы такого еще не видели.
Потом, подобравшись к дому, мы кинули в окна такие особые магниевые бомбочки, и только когда рвануло – так, так что казалось, будто внутрь попало разом несколько бело-фиолетовых молний, а от грома взрыва вот-вот вылезут на лоб глаза – мы кинулись вламываться внутрь: кто-то через дверь, а кто-то через окно. А внутри – картина Репина «Караси на песке». Беспомощные трепыхания; у некоторых террористов течет из ушей кровь, и почти все обгадились. Хорошо, что в компании заговорщиков не было никаких баб…
И тут же, сразу, пока захваченные враги не пришли в себя и не начали оправдываться, мы приступили к экспресс-допросу. Поначалу господин Санданский все отрицал, но потом, отведав мозгобойки, тоже сломался, как и господин Паница, и словесное дерьмо из него полилось рекой. Банальная же причина – личная черная зависть к более успешному товарищу, вызывающая лютую злобу. Этот человек готов ковриком стелиться перед турками, лишь бы те признали его главой вожделенной македонской автономии[43]
в составе Османской империи, не понимая, что все эти игры в любом случае кончатся большой кровью. Думаю, что теперь господину Баеву стоит распрощаться с мечтой наставить этого человека на путь истинный, ибо первый, кто заговорит с ним после Ивана Гарванова, будет только Святой Петр. И ведь совершенно его не жалко, потому что это такая дрянь, что после простого разговора с эти человеком хочется пойти и помыть руки с мылом.22 июня 1907 года, полдень. Франция, Брест, внутренний рейд, линкор русского императорского флота «Гангут».
Императрица всероссийская Ольга Александровна Романова (25 лет).
Сегодня день моего триумфа – к нему мы с Павлом Павловичем шли долгих четыре года. Переговоры в Петербурге были все же семейным делом между моей персоной и дядей Берти; французы подключились к ним позже, и всего лишь на уровне посла. Злосчастный месье Делькассе как савраска метался между Зимним Дворцом и телеграфом в посольстве, пытаясь согласовать всякие мелочи, после чего пришлось признать Петербургские переговоры предварительными, имея в виду позже встретиться в полном составе глав государств и правительств. Именно ради этих переговоров мы вышли на двух наших новейших сверхброненосцах-линкорах «Гангут» и «Петропавловск» сопровождать до Бреста крейсер «Олег», превращенный в яхту для путешествия новобрачных. Ситуация, при которой война должна разразиться уже через год, требовала экстренных решений, и в то же время лишняя суета была крайне противопоказана.
А тут – такой случай как свадьба Нашего любимого брата с сербской принцессой, совмещенная с учебно-испытательным походом для линкоров. Не стоит недооценивать и саму демонстрацию военной мощи, причем мощи, построенной на собственных верфях, а не скупленной по кусочкам со всех концов света. На будущее у адмирала фон Эссена, командующего нашей маленькой эскадрой, еще запланированы совместные учебные стрельбы и маневрирование с кораблями французского и британского флота. Однако от гонок на мерной миле господа будущие союзники успешно отнекались. Наверное, им уже доложили, что с «Гангутом» и «Петропавловском» если кто и сможет состязаться в скорости, так это только быстроходные крейсера-скауты; а вот в маневрах и точности стрельбы британские и французские адмиралы еще надеются взять реванш. Но эти надежды напрасны, потому что, по заверению Николая Оттовича (