Время должно остановиться

Да, размышлял Себастьян, когда трамвай медленно полз вдоль узкой улочки к реке, он действительно постарается. Попытается стать честнее, меньше думать только о себе самом. Жить среди людей и реальных событий, а не прятаться от них в призрачном мире слов. Каким же жутким человеком он был! Неприязнь к себе и раскаяние гармонично смешались с теми чувствами, которые вызывало в нем послеполуденное солнце и те увлекательно незнакомые вещи, которые оно освещало. С Сан-Марко и с часовней Медичи, с добротой Бруно и с тем, что поведал ему этот человек. И постепенно его настроение модулировало от изначальной этической взволнованности в иную тональность. От экзальтации ощущения своей вины и будущих добрых намерений оно перешло в блаженную поэтическую созерцательность, в это неземное сомнамбулическое состояние, в котором он по-прежнему пребывал, когда одолел последний крутой поворот дороги и увидел перед собой ворота из кованого железа между двумя высокими каменными колоннами, торжественно выстроившийся ряд кипарисов, ломаной линией поднимавшийся к самой вилле; сама она, скрытая за отрогом холма, пока не показалась.

Он вошел через калитку для пешеходов. Мелкий гравий дорожки приятно захрустел под ногами, как кукурузные хлопья, подававшиеся к завтраку.

Иду по кукурузным хлопьям, и воображение
Рисует вновь мне чудеса Преображения,
Свершившегося в солнечных лучах…

Внезапно среди кипарисов в двадцати или тридцати ярдах от него на дорожку выбежала маленькая темная фигурка. Ощутимо вздрогнув всем телом и почувствовав жутковатую тяжесть внизу живота, Себастьян узнал девочку с корзиной для прополки, узнал живое воплощение своей вины, больной совести, предвестницу реальности, которую в поэтической отрешенности так хотелось забыть. Заметив его, ребенок замер на месте и стоял, глядя округлившимися черными глазами. Ее лицо, как заметил Себастьян, выглядело бледнее, чем обычно. На нем проступали следы пролитых слез. О господи… Он улыбнулся ей, крикнул:

– Привет! – и помахал приветственно рукой.

Но не успел он сделать и пяти шагов по направлению к ней, как девочка повернулась и, как испуганный зверек, бросилась бежать той же тропинкой, по которой пришла сюда.

– Постой! – выкрикнул он.

Но она, разумеется, не остановилась, а когда он подошел к открытому пространству между деревьями, ее уже и след простыл. Даже если он сейчас отправится и найдет девочку, подумал Себастьян, ничего путного из этого не выйдет. Она не понимала английского языка, а он не говорил по-итальянски. С угрюмым видом Себастьян пошел в сторону дома.

Когда он вошел, ему не попался навстречу никто из слуг, и из гостиной не доносилось ни звука. Слава богу, горизонт оказался чист. Почти на цыпочках он пересек вестибюль и стал подниматься по лестнице. Но на последней ступеньке остановился. Он уловил какой-то шум. Где-то за одной из закрытых дверей шел оживленный разговор. Двигаться вперед и преодолеть это невидимое препятствие или отступить? Себастьян все еще не мог ни на что решиться, когда дверь комнаты, прежде служившей спальней бедному дяде Юстасу, резко распахнулась и из нее вышла старая миссис Гэмбл, прижимая одной рукой к груди собачонку, в то время как за другую ее держала миссис Окэм. За ними следовало бледное, похожее на корову существо, в котором Себастьян узнал давешнего медиума. Потом показалась миссис Твейл, а почти вплотную к ней – о, неописуемый ужас! – шли Габриэль Вейль и мадам Вейль.

– Какое отличие от западного искусства! – говорил Вейль. – К примеру, хотелось бы вам ощутить под рукой лик готической мадонны, мадам?

Он протиснулся между миссис Твейл и медиумом, чтобы ухватить за рукав миссис Окэм.

– Так хотелось бы или нет? – настойчиво повторил он свой вопрос, когда она остановилась и повернулась к нему.

– Даже не знаю, что вам ответить… – неуверенно произнесла миссис Окэм.

– О чем он тут толкует? – грубовато спросила Королева-мать. – Лично я не понимаю ни слова.

– Об этих складках на портьерах эпохи треченто, – продолжал мсье Вейль. – Они такие жесткие, такие крикливые. – Он скорчил неприязненную гримасу. – Qué barbaridad![72]

Все еще не сводя глаз с угрозы в конце коридора, Себастьян бесшумно спустился ступенькой ниже.

– В то время как китайская вещь – это совсем другое дело, – не умолкал мсье Вейль, а выражение его лица мгновенно сменилось восторженным. – Un petit bodhisattva, par example…[73]

Еще шаг вниз.

– …Эти ткани просто текут и тают. Как масло в августе. Никакой шершавости, никаких готических складок – просто quelques volutes savantes et peu profondes…[74]

Крепкие белые и волосатые руки нежно огладили воздух.

– Какое наслаждение только прикасаться к ним кончиками пальцев! Какая утонченная чувственность! Какое…

Еще шаг. Но на этот раз движение получилось слишком неуклюжим. Фокси VIII тут же повернул остренький носик в сторону лестницы и, принявшись активно крутиться в плотных объятиях миссис Гэмбл, разразился лаем.