Оборотень, кувыркаясь, полетел вниз по склону. За ним — еще. И еще. Толстяк азартно скакал перед воротами, размахивал ручищами, награждал бойцов добротными боксерскими плюхами. Торн бессильно наблюдал за избиением. В то, что смогут подняться маги из Стихийных, он не верил. К Замку изначально вели два пути. Один для Дракона. Другой для Убийцы. Прочим там делать было нечего.
Коротышка тем временем поскидывал бойцов вниз.
— Все, надоело! — заявил он, утираясь рукавом. — Аж взмок! Попотеть, конечно, полезно для здоровья, но вот сквозняки… Так что брысь отсюда! Идите, куда шли! Некогда мне тут с вами.
Массивные ворота распахнулись навстречу хозяину, открывая сияющую белизну внутреннего двора. Бойцам хватило мужества броситься в отчаянную атаку. Захватить раскрытые ворота! Смести! Они бежали, и бежали, и бежали, и все не могли добежать.
Хранитель ушел, навеселившись от души, закрылись ворота, и погасло сияние белоснежных куполов за черной стеной.
— Продолжим путь, верные мои бойцы! — невозмутимо заявил Торн. — Завоюем весь мир и вернемся с местью.
— С местью! — прогремело над морем.
И огненное воинство покатилось дальше. Их проводил долгий злобный взгляд. Хранитель мести не опасался. Он вообще ничего не опасался в мирах, над которыми царил. Не опасался — однако угрозы помнил очень хорошо.
54
Тамару трясло. И не от холода, хотя бродяжить в эльфийском бальном платьице — удовольствие разве что для эльфиек. Есть хотелось, а нечего. И согреться нечем. И поспать бы на мягком и не колючем. И накатывали тяжелыми волнами желания: остановить вон тот обоз, всадить пулю в лоб надменному купцу, и кинутся людишки в ноги с подношениями; а лучше призвать ветры, на крыле бури ворваться в городок, что за лесом, разметать крыши — почет и подчинение Силе! А еще можно просто повелеть… Бремя Силы тяжко. Подталкивает ступить на легкий путь. Унизить! Подчинить!
Тамара криво усмехнулась, поправила платье, подхватила вещи и отправилась к тракту. Подумаешь, искушение. Плавали, знаем. Переболела она уже властью.
Это случилось давно, в туманной юности. Она, грамотная спортсменка, вела по маршруту малолеток. Компания собралась на редкость отвратительная: все слабые, ноют, халявы небесной ждут, но на обжимания по ночам за палатками и в палатках сил с избытком. Как она над ними издевалась, как выплескивала свое презрение, как объясняла поминутно, какие они слюнтяи! Пока они не ушли от нее всей группой, в незнакомых горах, без всяких туристических навыков, потому что действительно были слюнтяями. И осталась она одна, такая спортивная и опытная, сидеть на камне и невидяще смотреть перед собой. Жить не хотелось. А ведь она же только хотела сделать из них людей! Лишь через пару дней объявилась невесть откуда мелкорослая носатая личность с вислыми монгольскими усами. Фамилия его была Варибрус, сам он предпочитал кличку Эльбрус, но был известен альпинистскому миру исключительно как Утконос — чему, конечно, не был рад.
— А я тут потеряшек на станцию выводил, — сообщил он. — Как они туда забрались, откуда я их снимал — не понимаю. Ну и вот. Подрастратился, короче. Их же кормить пришлось. У них же ничего не было, кроме водки. Пожрать найдется?
Тамара накормила его, как только смогла. Она готова была ему даже НЗ сдать, что его, как всегда очень бы устроило — потому-то и не сдала. Много в него влезало, очень много.
— Не понимаю, — сообщил Утконос, наевшись в первом приближении, — это что же за сволочь их в горы повела, что они ее все без исключения ненавидят? Какая-то жаба из отдела культур-мультур, наверно. Вот если успею ее поймать в горах, я ей…
Утконос задумчиво покосился на Тамару — и все же сообщил, что он этой жабе сделает, как и где. Что характерно, он не шутил. Так бы и сделал. В горах милиция не ходит, свидетели за скалой не прячутся. Знала Тамара — бывали такие случаи. Не возвращались людишки из маршрутов не по вине гор.
— Нет, все равно не понимаю! — сокрушенно признал Утконос свое поражение перед психологической загадкой. — Ну чего ей еще надо было?! Группа — загляденье! Такие малолеточки. Я пока выводил… в общем, выводил…Мда.
— Они малолетки, — напомнила Тамара.
— И что? — изумился Утконос. — Я столько лет группы вожу, а ты видела хоть какую-то… ну, девочку, чтоб на меня пожаловалась? Они все ж в меня влюблены, я ж инструктор, почти что бог!
Тамара признала, что нет, не жаловались на Утконоса никогда. Любили его туристочки.
— А тебе и вообще не о чем беспокоиться, — сообщил Утконос. — Там же и мальчики были. А когда совращают мальчиков, деяние то же самое, что с девочками, но жаловаться почему-то никто и не думает. Да что там! Даже их родители не жалуются! Мда. Понятно, слизняки они гундявые. Поначалу это раздражает. Пока не поймешь, что не за спортом они в горы идут. И не из-за гор, как вот мы. Идут они из-за компании, из-за любви, в этом инструктор и обязан всемерно помогать и направлять! Мда. Гонору в ней много, в этой жабе. Власть над людьми почуяла, превосходство свое. Вот ты хоть раз мое превосходство замечала?