Время ереси (СИ)

- Не разгоняться, потому что это попросту опасно в таких местах для существ, обладающих реальной массой. Не терять его из виду и не оборачиваться в темноту, потому что, когда пересекаешь огромный пласт пространства в столь краткое время, звуков не слышно, и зрение или тактильный контакт – единственное, что поддерживает ощущение присутствия.

Силгвир напряженно переводил взгляд с безразлично уставившегося в свои записи двемера на выжидательно смотрящего на него Арнела.

- И что?

Арнел немного помолчал.

- Знаешь, - со вздохом сказал мистик, - я просто зачарую для тебя один предмет.

========== Глава 27. Горизонт событий ==========

Забавно, как это все случается. Эй, разве мы не должны быть у Красной Горы? Или у Башни? Той, которая белая. Золотая. Белая. Проклятье, это действительно зависит от освещения. И извини. Когда существуешь во всех временах одновременно, и даже по нескольку раз, легко запутаться в предназначениях.

Действительно забавно. Я убегаю от джиллы, хотя мог бы просто отдать ей команду. Ах – если бы только я был собой. Герой не знает ничегошеньки об ИСГРАМОР. Интерфейсе Связи, я имею в виду, Ограничителе Релятивности. И они еще называют себя Целестиалами. Проклятые дилетанты.

Прекрати хвастаться, Конарик. Я мог бы просто на нее Прикрикнуть. Никаких премудростей: довольно приятно быть богом.

Да-да, конечно.

Заткнитесь оба, я тут главный Герой. У меня даже есть артефакт.

Если, конечно, его можно так назвать.

Одно двемеритовое колечко с комплексным зачарованием. Кажется, это вообще бывшая гайка, на которую наложены два заклинания – два простейших тамриэльских заклинания, на которые способен любой ученик-иллюзионист.

Слепота.

И Безмолвие.

Только вот любой мало-мальски смыслящий в зачаровании волшебник сказал бы, что несчастную гайку заколдовал не то сумасшедший, не то попросту не понимающий ничего в магии любитель. Потому что Слепоту всегда направляют на внешнюю цель. Равно как и Безмолвие. Ни один дурак не рассеет Безмолвие в сфере, полностью вмещающей его собственное тело, одновременно жахнув на себя Слепоту.

Ни один, кроме Арнела Гейна, одержимого ученого-экспериментатора.

Силгвир оглядывается по сторонам. Безмолвие и впрямь не помешало бы: вокруг грохочут шестерни и лязгают металлические валы, визжат разрываемые раскаленным паром клапаны и рычат камеры реакторов, жадно глодая этериевые стержни. Если это – голос бога, то Силгвир предпочел бы его не слышать.

Медная Башня не обращает на него внимания. Ему плевать на Героев и человеческих идолов, а также на упрямых неисправных джилл. У него есть дела поважнее.

- Послушай, - говорит Силгвир, оборачиваясь, - мы стоим у самого настоящего Анумидиума, а тебя волнует один крохотный конфликт двух идентичных элементов?

Джилла изгибает шею, приникает к земле, настороженно подергивая хвостом. Образы Эльнофекса превращаются в настоящую мифоброню, которую может пробить только залп орудий болотного дредноута. Ей не нравится всё это. Наверно, ее тоже раздражает лязг, с которым гигантский богоробот размеренно превращает в ничто и без того не существующий Альдмерис, но отступать она явно не намерена ни в этот раз, ни в десятитысячный после этого.

- Ну ладно, - говорит тогда Герой. – Но, спорю на все идеалы Талмора, ты понятия не имеешь, что у меня в кармане.

Двемеритовая гайка послушно нагревается в сжатом кулаке – нагревается до пылающего жара, который кажется не хуже того, что ревет драконьими голосами в медной груди Анумидиума. Силгвир выпускает ее из пальцев, когда боль становится невозможно терпеть, но…

На одно мгновение он забывает обо всём, кроме боли. Он не думает о пустоте, пожирающей землю у него под ногами, о грохоте механизмов, об Альдмерисе и Башнях, вернее, он помнит, что это всё – совсем рядом, рядом с ним, но эта обжигающая боль для смертного восприятия – всё равно что оглушительный удар в колокол.

И колокол бьет еще раз, контрольным: Слепотой и Безмолвием.

Силгвир начинает слышать.

Силгвир открывает глаза.

На небе снова сияет звезда и несколько мутных световых дуг, под ногами снова – родной снег Атморы. Живой снег, не мертвый. Тут даже не слишком холодно, вот, вдалеке видны костры снежных великанов. И никаких джилл с механическими богами.

Нет, это не реальность переписала тебя, как при телепортации. Это ты переписал реальность. Ну всё, ты Тайбер, мать его, Септим. Я заранее на тебя обижен. Я вырву свой Голос из твоей груди, помяни мое Слово.

Хорош хохмить, Вульфхарт, он и правда понятия не имеет, что произошло.

Я всё равно вырву свой Голос из его груди. Хочешь Кричать – Кричи человеческой глоткой.

Силгвир взглянул на двемеритовую гайку на своей ладони. Арнел сказал, что ее периодически надо подзаряжать, чтобы зачарование не иссякло, но одно мгновение Слепоты и Безмолвия не требовало много энергии.

Он переписал реальность с помощью гайки, зачарованной на Слепоту и Безмолвие. Плохо зачарованной, потому что хорошее зачарование не накаляет предмет до такой степени.

Еще раз, сказал себе Силгвир.

Он переписал реальность с помощью гайки, плохо зачарованной на Слепоту и Безмолвие.