Время героев

— Проверяют — готов ли джигит к походу. У каждого должно быть оружие, и в исправности. Каждый должен иметь при себе сорок пуль, бурку, запасные чувяки и провизию.

— Еду тоже считают? — поинтересовался Новицкий.

Из ответа Шавката выходило, что каждый воин должен был взять с собой двадцать пять фунтов хлеба, семь фунтов копчёного курдюка и фунтов пять пшеничной муки, чтобы приготовить бузу[76]. Кавалерийский опыт Новицкого сказал ему, что без обоза такое количество снеди не увезти. А какие же подводы пройдут по этим горам, и как они смогут спрятаться от возможной погони....

— Тяжело лошадям, — согласился Шавкат, впервые посмотрев на русского с уважением, как на человека, который понимает дело. — Но они и не будут возить всё с собой. Сложат в лесу, оставят охрану, а дальше полетят налегке.

Как понял его Новицкий, набеговая партия поделится на три неравные части. Первые две отправятся в разные стороны за добычей, а третья останется охранять запасы и кашеварить. Сергей сообразил, что ему предоставляется неожиданная возможность — узнать, как планируются, как подготавливаются, как проводятся разбойничьи рейды горцев. И он принялся расспрашивать юношу о мельчайших подробностях, стараясь запомнить как можно больше, хотя и не знал, сумеет ли распорядиться добытыми сведениями.

— Нет, — отвечал Шавкат, — лошадей они не подковывают. Копыта укрепляют, когда водят медленно у костра рядом с жаром и дымом. Ещё их можно обмотать мокрой кожей. Та высохнет и сдавит копыто. Горские лошади не то, что равнинные, они не боятся камней... В плен берут и детей, и взрослых. Но если кто-то в партии вдруг погибнет, взрослых зарежут, а детей всё равно оставят. В Анапе за красивого мальчика можно выручить столько, что небольшой семье хватит прокормиться до конца года... Вот, русский, слышишь — поют...

Группа молодых воинов, очевидно уже показавших себя Зелимхану, сидела на краю площади. Сильные, здоровые люди, все похожие и одеждами, и фигурами, и мрачно-торжественным выражением лиц, поднимали к небу задорную песню. Шавкат, увидав, что Новицкий прислушивается, начал быстро передавать её простым, прозаическим языком:

— Надоели мне эти молодцы, надоели аульные храбрецы... Взял я бурку, накинул на себя быстро... Снял с гвоздя хорасанскую шапку, встряхнул два-три раза, мигом надел на голову... Взял мисри — египетский меч, навесил... проверил я свой кирим — винтовку крымскую, — за спину её я закинул, прикладом голубым кверху... Конь мой топает твёрдым копытом, как невеста он убран к свадьбе... Поскачем, молодцы, на равнину в Загорье в мягкую страну Цор... Где упадёт рука наша — плач поднимется, куда нога ступит — там пламя вспыхнет... Захватим мы дев прекрасных, сияющих, как утренние листья в росе... Поймаем бойких мальчиков, цветущих здоровьем...

Страна Цор, или Загорье, — так, уже знал Новицкий, в горах называют Грузию. Мисри, объяснил ему Шавкат, довольный тем, что знает всего больше, чем русский, особого вида сабля, на которой выгравировано приветствие Мохаммеду. Голубой цвет приклада крымских, особенно дорогих винтовок получался, когда его обделывали костью.

— Ты хотел бы пойти с ними? — спросил Новицкий Шавката, уже зная в общих чертах ответ, но его интересовало, что точно скажет ему этот парень.

— Я должен был пойти с ними! — вспыхнул юноша. — Джабраил-бек обещал моему отцу, что в этом году он возьмёт меня, хотя бы лишь охранять еду и пленных. Но они привезли тебя, и Зелимхан отрядил меня стеречь чужую добычу.

— Ты так рвёшься в набег. А не думал ли, что тебя могут убить в первом же деле?

Шавкат вытянулся, едва ли не поднявшись на цыпочки:

— Кто думает о последствиях, ни разу не будет храбрым! Мать, когда провожала отца в набеги, каждый раз плакала, словно по мёртвому. Но такая судьба мужчин нашего рода — свинцом засеваем, копытами пашем, а жнём только шашкой или кинжалом. Пятнадцать лет отец держал дом наш в тепле и сытости, пока не приключилась с ним эта беда. Колено уже никогда не согнётся, и правая кисть не обхватит рукоять шашки.

— Он сидит здесь, на площади?

— Нет, — коротко бросил Шавкат; помолчал и добавил, чтобы не показаться невежливым: — Здесь только старые люди. Отец ещё молод и стыдится, что не может взять в руки оружие. Когда я займу его место, он придёт проводить джигитов. Пока же приглядывает за домом бека. В прежние времена отец был силён, удачлив и щедр. Теперь бек помогает нам пережить трудное время.

Новицкий только вздохнул, понимая, что человеку стороннему, поднявшемуся с равнины, трудно понять, тем паче принять, отношения, что складывались в этих местах веками, тысячелетиями. Волк режет овец, коршун хватает зазевавшуюся птицу, и всё, что этот милый парень видел и слышал в своём доме с самого дня рождения, всё учило его лишь отнимать и делить. Он решил переменить тему беседы:

— Что там за джигит смотрит на нас так внимательно? Тоже знакомый?