— Тебя никто не тронет сегодня. Но и ты уходи. В такой день гяуру нечего делать среди правоверных. Возвращайся в свою конуру, а вечером я приду.
Он толкнул коня и выехал из толпы. Сергей с Шавкатом двинулись по оставленному проходу. Все молчали, и ни одна рука не поднялась для удара.
Абдул-бек пришёл к Новицкому поздно. Того уже приковали к стене, но Шавкат ещё не ушёл, сидел на табурете у столика и молчал. Оба они переживали события дня минувшего и с опасением ждали, что же предложит наступающий вечер.
Бек вошёл совершенно неслышно, словно вдруг вынырнул из черноты летней ночи, сгустившейся перед входом. Кивком он показал Шавкату, что тому надо уйти, и, когда юноша проскользнул мимо, сел на его место. И Новицкий тоже сел на постели, спустил ноги на холодный земляной пол и старался держаться как можно прямее. Бек молчал и разглядывал Сергея. Новицкий тоже не хотел говорить первым и надеялся, что лицо, обросшее бородой, спокойно принимает тяжёлый и грозный взор белада. Его глубоко посаженные глаза смотрели, почти не мигая, и напомнили Новицкому волка, который подкрался к нему во время побега. Но встреча с двуногим хищником была не в пример страшнее. Наконец, горец заговорил:
— Я сегодня спас тебе жизнь.
— Я должен тебя за это благодарить? — усмехнулся Новицкий.
— Нет. Ты должен меня бояться.
Повисла пауза, и Сергей услышал, как в ауле, высоко, у другого его конца, подвывала собака, потерявшая, очевидно, хозяина.
— Но людей Джабраил-бека бояться тебе не надо. Никто из них не решится наложить руку на то, чем владею я, — сообщил белад без всякого, впрочем, самодовольства; просто объяснил русскому, кто теперь его настоящий хозяин.
— Ты выкупил меня у Джабраил-бека?
— Пока ещё нет. Пока голова его ещё мутится от раны, и он не может назвать настоящую цену. Я приеду через три, через четыре дня, и тогда уже мы заключим с ним договор.
— Он хочет большие деньги, — предупредил Новицкий. — Я столько не стою.
— Я заплачу ему половину, и он согласится.
— Зачем? Зачем я тебе нужен? — прямо спросил Новицкий.
— Убить.
Короткое страшное слово заледенило Новицкому грудь, стеснило дыхание. Но Сергей знал уже достаточно обычаи здешних мест, чтобы понять: пока не начались физические мучения, его будут пытать ожиданием казни. Что он будет вопить от боли, Новицкий не сомневался, но нельзя было слабеть заранее, упасть духом, выказать страх перед врагом. Трусов здесь не щадили.
— Каждый человек когда-нибудь умирает, — сказал он, не опуская взгляда перед страшным беладом, надеясь, что голос его не задрожит, не предаст его. — Должно быть, мой час пробьёт в это время.
Абдул-бек неожиданно улыбнулся:
— Ты хорошо держался сегодня на годекане. Но ты ещё не знаешь — храбрый ты или нет. Храбрый человек — не тот, кто вспыхнет, прогорит и погаснет. Храбрый тот, кто может гореть долго и ровно. Не торопись отвечать. Подумай и подготовься. Через несколько дней я заберу тебя, и тогда мы начнём беседу о главном в жизни — о смерти. Прощай.
Когда он готов был снова раствориться в ночи, Новицкий не выдержал и окликнул:
— Подожди, Абдул-бек. Ты не сказал мне: почему ты хочешь меня убить?
— А ты не знаешь? — искренне удивился белад. — Один человек, большой командир у русских, пришёл и разрушил мой дом. Моя семья осталась без крова, мой отец заболел с горя и чуть не умер. Я хочу убить этого человека, но он летает чересчур высоко для моей пули. Ты — друг генерала Мадатова. Когда он узнает, что ты умер от моего ножа, ему станет больно. Может быть, так же больно, как было мне, когда я вернулся к развалинам своего дома. Дома, который построил ещё дед моего деда...
II
Абдул-бек уехал на следующее утро. Несколько нукеров во главе с Зелимханом проводили его в следующую долину, оказав честь гостю. Об этом Новицкий узнал от Шавката. Больше юноша ничего не сказал, весь день помалкивал, да и смотрел большей частью в сторону, словно на лбу, на щеках Сергея вдруг проступил огненный знак шайтана. Новицкий и впрямь почувствовал себя приговорённым к позорной мучительной смерти.
Днём прибежала Зейнаб. Она тоже была молчалива, казалась подавленной внезапным несчастьем. Сергей не знал, кто из погибших в набеге приходится ей человеком особенно близким, а расспросить не решился. Девушка сидела на коврике у очага, смиренно сложив руки на коленях, обтянутых шароварами, но, когда Шавкат отправился звать кузнеца, чтобы тот подготовил пленного для прогулки, вскочила и подбежала к Сергею.
— Уходи! — зашептала она, глядя Новицкому в глаза снизу вверх. — Почему не уходишь? Разве ты давал клятву? Что тебя держит? Одна только сила. А разве пристало мужчине бояться силы? Сердце твоё на той стороне, у русских. Так и отправляйся за ним...