Время героев

Когда его уводили из дома Джабраила, Сергей, напрягая нервы и мышцы, готовился к худшему. Он хорошо помнил историю майора Швецова и ожидал, что его тоже опустят в яму под хлевом. Но его сначала отвели в кузницу, где сковали ноги тяжёлой цепью, а потом поместили в небольшое строение, стоящее почти на краю аула. Несколько столбов, вкопанных в землю, были не слишком плотно обшиты досками; пола и потолка не было: ходить приходилось по земле, утоптанной до твёрдости камня, а наверху хорошо были видны стропила, что поддерживали почти, впрочем, плоскую крышу. В середине дома, прямо в полу выкопано было углубление для очага. Труба архитектором не предусматривалась, дым уходил через отверстие в крыше, но не раньше, чем основательно покружится в самом помещении. У одной стены стоял деревянный топчан, на который сердобольные хозяева бросили тонкий, слежавшийся под многими телами тюфяк, такую же точно подушку и стёганое одеяло. В этой лачуге Новицкий и провёл конец осени и всю зиму.

Поначалу он не помышлял о побеге. То есть он жаждал свободы и чуть ли не каждую ночь, забываясь даже на короткое время, видел со стороны, как он идёт, бежит, едет по берегу бурной реки, поднимается по снежному склону, скачет по галечному дну высохшего потока. Но, открывая глаза, ясно понимал, что уйти ему сейчас никак невозможно. Прежде всего — стесняли цепи. Он и ходить-то мог, лишь расставляя широко ноги и ухватив одной рукой серединные звенья. Кроме того, днём за ним присматривали, а ночью приковывали к стене, надевая тяжёлый ошейник, закрывавшийся хитрым запором, подпиравшим затылок.

Но, даже если бы он вдруг освободился каким-то чудом, в какую сторону ему надлежало отправиться, Новицкий так и не уяснил себе толком. От места, где его взяли в плен, Джабраил вёл свою шайку почти вовсе без троп; несколько раз они переваливали отроги, поворачивали, спускались, снова меняли направление, поднимались, двигались параллельно хребту, Андийскому, как понял Сергей, чьи склоны, седловины, вершины, одетые вечным снегом, сияли вдали, без усилия отражая лучи жаркого солнца. Шли они на юго-восток, это Новицкий понял, и в обратный путь он тоже пошёл бы на северо-запад, ловя солнце уголком глаза. Но как одному пройти пешему несколько десятков вёрст, не замёрзнуть, не околеть с голоду, не попасть дикому зверю в когти или в руки человеку, который мог оказаться ещё страшнее волка или медведя, этого он пока что не знал. А потому положил себе не травить понапрасну душу, не ослаблять воли напрасными вожделениями, а спокойно, раз уж так повернулась его судьба, пережидать голодное время. Тем более что Джабраил склонен был видеть в нём больше гостя, чем пленника. Гостя непоседливого, гостя, который слегка тяготится оказанной ему честью, но всё-таки гостя.

Сначала один из нукеров Джабраила, Зелимхан, приказал Новицкому участвовать в работах по дому. Сергей должен был вместе с женщинами собирать на дворе, на улице навоз и лепёшками приклеивать к стене, к забору. Потом высохшим кизяком топили очаг. Затея заключалась в том, чтобы унизить русского, показать, что он, мужчина по виду, согласен заниматься грязным, презренным делом. Новицкий, разумеется, отказался. Зелимхан, огромный, свирепый человек, израненный во многих стычках, недобро ухмыльнулся и показал жестами, что он сейчас погонит русского, как осла, палкой. Сергей покачал головой и приготовился защищаться. Они стояли у самой тюрьмы Новицкого. Вокруг мигом собралась толпа односельчан Джабраила. Все подбадривали Зелимхана, а кто-то, показалось Новицкому, уколол его шуткой. Пустая правая глазница горца, которую он не скрывал под повязкой, побагровела, словно бы вдруг засветился глаз Полифема. На удачу Новицкого мимо проезжал Джабраил. Он мигом спешился, вошёл в круг, остановил Зелимхана и приказал позвать раба-переводчика.

— Почему не слушаешь? — строго спросил он Новицкого. — Слова Зелимхана — мои слова. Скажет — работай, иди работай. Скажет ешь — ешь. Откажешься — он заставит.

Новицкий стоял один, скованный, в кольце людей, совершенно ему враждебных. Так страшно ему не было ни в одном сражении. Но он заставил себя держать голову, гордо смотреть в глаза Джабраилу и улыбаться.

— Меня можно убить, Джабраил-бек, — сказал он, невольно подчиняясь интонации чужой речи. — Но нельзя заставить совершить низкий поступок. Я дворянин, так же, как ты. Может быть, как он.

Новицкий показал рукой в сторону Зелимхана. Тот, не понимая слова, решил, что ему угрожают, зарычал и поднял палку.

— Если бы судьба рассудила иначе, и ты попался бы ко мне в руки, я никогда не послал бы тебя чистить конюшню.

Пока ногаец переводил, Джабраил пристально смотрел в глаза Новицкому. И что-то тёплое, показалось Сергею, согрело колючий взгляд его глубоко посаженных глаз.

— Хорошо, — сказал он, будто опустив лезвие шашки или кинжала. — Пусть будет так. Ты дворянин, я дворянин, мы равны. Тебя не будут посылать на работы.