— Здесь, — Кемпбелл оглядел помещение, в котором содержали Сергея, — говорить не с кем ни на каком цивилизованном языке. Тем не менее у вас есть определённое преимущество: я знаю только несколько русских слов и, даже вооружившись словарём, вряд ли разберу простейший газетный текст.
— Кто вы? — спросил Сергей, тщетно пытаясь сообразить, с какого небесного тела свалился в Кавказские горы этот британец.
— Имя — Ричард, фамилия — Кемпбелл. Занятие — литератор. Корреспондент газеты «Morning chronicle»[66]
Новицкий ответил, стараясь попасть в тон, взятый пришельцем:
— Сергей. Новицкий. Корреспондент. Газета «Санкт-Петербургские ведомости».
Сказал и усмехнулся, вспомнив, что на самом деле посылал в столичное издание два письма. Одно, с описанием ермоловского похода в Акушу, напечатали, правда, без подписи. Другое — с некоторыми соображениями о возможном усилении русского присутствия на Кавказе, до сих пор лежало в редакции.
— О! Коллега! — завопил радостно Кемпбелл и приподнялся, чтобы дотянуться до Сергея, обменяться рукопожатием. Ладонь у него была сухая и твёрдая. Новицкий решил, что эти руки привычны и к инструментам иного рода, чем очищенное перо.
— Так что же делает англичанин на окраине Российской империи? — осведомился Новицкий.
Он развернулся на топчане лицом к гостю и привалился к стене. С утра чувствовал себя ещё более нездоровым и слабым, а потому искал дополнительную опору.
— Прежде всего, я — шотландец, — как бы между прочим заметил Кемпбелл. — Но работаю для лондонской прессы. Мои читатели хотят знать, что происходит в самых отдалённых уголках нашей планеты. Да мне, признаюсь, это и самому любопытно.
— Вы приехали из Санкт-Петербурга? — спросил Сергей, впрочем, уже заранее зная ответ.
Кемпбелл хмыкнул:
— Ну что вы, мистер Новицкий. Если бы я поехал обычным, официальным путём, я бы до сих пор сидел в петербургских приёмных. Нет, признаюсь вам, я пробрался сюда из Турции. Стамбул — Синоп — Трабзон и — на север, через самое море. Честно говоря, не самые лучшие часы моей жизни. Шторм, ночная высадка, бешеная скачка к предгорьям — и вот я уже более года брожу от одного селения до другого.
— То есть вы здесь как лицо совершенно случайное. Более того — нарушившее законы Российской империи.
— Помилуйте, коллега! — захохотал Кемпбелл. — Вы же не собираетесь схватить меня и выдать вашим властям.
— Конечно же нет,
Кемпбелл сделался очень серьёзен.
— Поверьте, Серж... Разрешите уж называть вас по имени. А меня друзья зовут Дик... Поверьте, мне крайне неприятно видеть европейца, собрата, коллегу, в таком положении. Если я могу быть чем-нибудь вам полезен, с удовольствием окажу такую услугу.
— Вряд ли вы сможете предпринять нечто существенное, — Новицкий старался, чтобы голос его звучал беззаботно. — Выкрасть меня не сумеете? Выкупить? Тогда я стану вашим рабом, а зачем же мне менять виды неволи?
— Кто говорит здесь о рабстве? Никогда англичанин не будет рабом и не захочет обратить в рабство другого. Но вы правы — выкупить вас я не смогу. Подобные суммы не входят в смету моих расходов.
— А вы не предполагаете, Ричард, что сами можете оказаться в плену? Или же вас застрелит какой-нибудь русский солдат? Стоит ли подобный риск нескольких строчек на полосе?
— Издержки профессии, Серж, — отозвался Кемпбелл с той же беззаботной весёлостью. — Новости не прилетают сами на стол. Мы собираем их, клюём по крошкам, словно куры на птичьем дворе. Каждая работа имеет свои издержки. А наша с вами, коллега, несёт
Сергей усмехнулся. Он, собственно, и не сомневался в действительном роде занятий Кемпбелла, но ему было приятно, что британец решил открыться[67]
.— Что же интересует читателей британской газеты в дальнем и диком уголке нашего мира?
— Они вас боятся, — немедленно ответил шотландец и поправился тут же: — Мы вас боимся.
Его мальчишеская улыбка, казалось, не могла вовсе исчезнуть с его худого, загорелого, подвижного лица. Сергей почувствовал, что перед ним человек сильный, отважный до отчаянности, человек, который может подняться на любую вершину, спуститься в любую пропасть и потому, что этого требует служба, и потому, что к этому призывает его душа. Ему вдруг сделалось стыдно за своё тесное, тёмное, пропахшее потом и экскрементами жилище, за себя самого, грязного, всклокоченного, закутанного в засаленные лохмотья, прикованного за шею, точно собака, к стене гадкой тюрьмы небольшого селения, затерянного в Кавказских горах. «Интересно, — подумал он, — на каком судне этот Кемпбелл пересекал Чёрное море? Чего он страшился больше — волн, морской болезни, предательства провожатых или же русской пули, что может вдруг вылететь из темноты?..» Но по своему опыту Сергей знал, что самый главный страх в предприятиях подобного рода — препятствия силы неодолимой, те, из-за которых человеку приходится поворачивать вспять. Такие опасения были ему хорошо известны, и говорить о них вслух он посчитал излишним.