Время гладить кошек [litres]

– Ты же помнишь, ведь мы об этом говорили неоднократно. Хватит анализировать, Надежда. Это делает тебя несчастной. Подумай. Что происходит с девушкой, которая попадает в рабство такого несчастья? Она уже не задается вопросом, почему же я так живу? Потому что рядом нет никого, кто мог бы взять все анализы на себя, никого, кроме одного унылого гения, который стал рабом собственного эго, раб всегда стремится поработить близкого, это закон рабства. Я за свободу личности во всех ее проявлениях.

– Зачем тебе любовница, Феликс? – внимательно выслушала его жена.

– Чтобы любила.

– Разве моей любви тебе недостаточно?

– Выходит, что нет. Она вгоняет меня в рабство. При всей своей любви к тебе я не хочу быть рабом, понимаешь?

– Ты думаешь, что твоя любовница сделает меня счастливой?

– Не моя любовница, а свобода от предрассудков.

– Это опасный эксперимент. Послушал бы ты себя со стороны Мне нужны права на любовницу.

– Я не хочу со стороны, я хочу изнутри.

– Ты даже не представляешь, какие муки меня будут грызть, как стаи голодных волчиц, они набросятся на меня.

– Ну как же ты меня не понимаешь, Надя?

– Я понимаю, ты не хочешь мне лгать, но хочешь любить меня, а спать со всеми. Хорошо, давай попробуем. Вряд ли это сделает меня счастливой, я просто закрою глаза, как при поцелуе, чтобы не видеть, кого целуешь ты.

– Ты редкая женщина.

– Редкая дура. Это правда. Если только на таких условиях я могу находиться рядом с гением, то пусть так. Только помнишь, что случилось с Буниным, который притащил домой любовницу?

– Что?

– Его жена влюбилась в маляра, который красил им дом. И потом им пришлось жить вчетвером.

– Как смешно, в маляра? Значит, она мечтала о художнике, а не о писателе. По большому счету, какая разница – художники, писатели, и те и другие пишут.

– Уже никакой. Когда тебе так описали жизнь.

– Не то слово, прямо в душу сходили, по маленькому. Ну, согласись, неужели гению не позволительны мелкие интрижки? Не надо их принимать близко к сердцу.

– Принять можно, но возможны осложнения.

– Ты хочешь сказать, что ты тоже какое-нибудь притащишь?

– Откуда мне знать. Я же свободна, а ты не будешь ревновать.

– Не буду.

– Вот это и обидно. Женщина хочет, чтобы ее ревновали, в отличие от мужчины.

– Ну, хорошо, я сделаю усилие над собой. Пусть только это будет не маляр, ради всего святого.

– Пусть, главное, чтобы тебе было хорошо. В чем я начинаю сомневаться. Хватит ли у тебя на всех любви?

– Нежна, я люблю только тебя. Все остальное лишь моя теория, которая должна вывести нас на прямую, где мы всегда будет молодыми, красивыми и свободными.

– Кривая, я бы сказала серпантин, по обеим сторонам которого пропасть. Я даже представляю, как изменится моя походка, я не смогу шагать широко, чтобы не сорваться, начну мельтешить и все время вилять хвостом.

– Не будь пессимисткой, будь авантюристкой.

– Пока ты открываешь мне космос, я готова к полетам. Но знай, что как только твои глаза, глядя на меня, перестанут сверкать так же, как сейчас, мой мальчик, мой звездный мальчик, я уйду в другую галактику. Пока я подпитываюсь сиянием твоих глаз, их голубой свет делает меня действительно счастливой, не гаси его.

Свет его был таким ярким, что затмевал всяких лаборанток. Когда я застилала постель, я просто думала, что вместо простыни застилаю очередную девушку, очередную красивую простыню, на которой спать удобнее. Мне не было жалко.

Но позже начались перебои со светом, он пропадал то и дело, пока не пропал вовсе. Глаза его гениальные перестали гореть при виде меня. Более того, мы стали спать отдельно. Он лишил меня своего космоса, теперь я жила только в своем. Меня это стало душить убивать, будто там кислорода было в разы меньше.

– Надюша, сегодня вечером ко мне придет лаборантка. Нужно будет поменять белье.

– Новая соска?

– Как ты сказала?

– Соска, я могла бы сказать и жестче.

– Что-то случилось?

– А ты ослеп?

– Нет. Но мы же договорились.

– Да, но твои глаза, они уже больше не любят меня.

– Любят, как не любят. Просто мне нравятся красивые женщины. И другие красивые женщины. – Исправил он свою ошибку. – Я хочу изучать и их красоту, а не только твою.

– Что там может быть особенного – две сиськи и одна дырка, вот и весь набор.

– Да что с тобой сегодня, Надя?! Я тебя не узнаю.

– Я изменилась. – Взяла я в руки чайник и стала набирать в него воду.

– Ты зачем чайник взяла? – Отодвинулся подальше от меня Феликс.

– Хочу чаю выпить.

– Я думал, хочешь бросить в меня.

– Больно надо.

– Больно не надо, – улыбнулся Феликс. Он явно хотел погасить пожар моей души.

– Хватит со мной так общаться. – Поставила я на огонь чайник. – Я тебе не лаборантка.

– Мне кажется, можно было на огонь не ставить, еще немного – и он закипел бы у тебя в руках.

– Все смеешься, а мне вдруг стало не смешно. Мне вдруг надоело стелить для твоих шашней постель, готовить тебе ужин, говорить тебе приятности. Все это стало отравлять меня, я даже не знаю почему? Я почувствовала вдруг, в каком лживом болоте оказалась. А квакать дальше я не хочу.

– Давай после поговорим, сейчас уже Ксения должна прийти.

– Ах, Ксюша, это твоя любимая.