Время и комната

Та же пологая луговина, что в шестой сцене. Внизу, на переднем плане, сторож Титании, Первый мальчик, уснул. Рев быка. Цирковой занавес вдруг вздувается, укрывая собой пойманную Титаник). Бычьи рога протыкают полотнище. Когда занавес снова опадает, зритель видит стоящую на склоне Титанию в обрывках веревочной сети и разорванном костюме.

Справа, направляясь в парк, показываются Элен и Вольф.

Элен (указывая себе под ноги). Что это?

Вольф. Как ни странно, всего лишь пятно. В детстве, по-моему, мы это называли кукушкины слюнки. Словом, комочек слизи, каких в природе несметное множество.

Элен. Это слизь висельника.

Вольф. Да где ж тогда виселица? Даже дерева поблизости нет. Только голое небо, а на нем не особенно повесишься.

Элен. И все равно, это семя повешенного. Чем пустынней — тем оно здесь желанней. Из такого вот комочка слизи вырастают от пятидесяти до сотни волшебных корней мандрагоры. А из этих корней — висельные человечки. А от висельных человечков рождаемость в округе повышается — раз в пять, если не в восемь.

Вольф. Ты просто помешалась на своих суевериях. Тебя на них зациклило. Я продолжаю утверждать, что этот растертый комочек слизи — кукушкины слюнки.

Элен. Кукушкины слюнки! Ха-ха! Уж не думаешь ли ты, что кукушка сплевывает их с дерева?

Вольф. Да откуда мне знать. Какое-то выделение кукушки, вот и все.

Элен. Да-да, как же. Чушь все это. Кукушкины слюнки — это защитная пена личинки цикады. Эта мелкая тварь ползает по листьям и стеблям растений и питается ими. За счет этого она вырабатывает клейкую секрецию, тщательно перемешивает ее со своим жидким калом и накачивает воздухом. Этой пузыристой оболочкой она защищает себя, пока не станет нормальной особью цикады.

Вольф. Это правда или опять твои ведьмовские сказки? Я, честное слово, в детстве твердо верил, что такое вот пятно, уже хотя бы по названию судя…

Элен. В детстве верил… Видишь, ты, владелец автопарка, что бывает, когда осуждаешь чужие взрослые суеверия, основываясь на своих детских? Ведь ты даже не знаешь, о чем говоришь…

Скрываются за кустами.

Сцена десятая

Титания в мастерской у Киприана.

Титания. Эй, Дедал^{32}, а коров ты ваять умеешь?

Киприан. Что тебе нужно? Я тебя не звал. Иди своей дорогой, творение.

Титания. Тоска! Томленье! Ты меня слышишь?

Киприан. Мне нечего к тебе добавить. Я работаю над новыми вещами.

Титания. Еще несет, еще хранит меня смятенье чувств. Еще обдает, как волной безумия, его жарким сапом… О, когда я приду в себя, мое сердце этого не вынесет! Дедал, я схожу с ума — по быку!

Киприан. Как ты меня называешь? Титания с Луны, ты слишком смело обличьями своими играешь и тасуешь их! К добру не приведет существованье в личинах многих. Подумай о последствиях деяний божественных своих: ведь каждое из них становится законом непреложным.

Титания. Я знаю это без тебя. В твоих уроках мне нет нужды. Так разве не Дедалом тебя зовут?

Киприан. Я Киприан. Ну, по-простому Кип.

Титания. Пойдем, пойдем! Не прячься. Ты тот самый, что Миноса^{33} и деточек его ожившими фигурками потешил и прочими игрушками смешными. И муравья за ножку привязал, чтоб нитку протащить сквозь раковины хитрый лабиринт… Теперь ты мне поможешь! Мне, несчастной бабе, самке, у которой течка! Я вопию и все во мне вопит, томясь тоской по белому зверюге. Я сохну по нему, горю! Набухли, как у коровы, все чресла буграми бело-розовой, животной, бесстыжей плоти… Слизью исхожу нечеловеческой — уже почти корова! Жаркой пастью жую лениво — совсем как телка! И болит, болит все тело, и бурленья гул в крови смолкать не хочет, вожделея зачатья — сотвори мне задницу коровью! Иначе я не выдержу, а он не сможет в меня войти, в меня, худую самку человечью, до которой ему и дела нет…

Киприан. Надеюсь, ты припомнишь, что и я с ума схожу вот так же по кому-то, кто на меня совсем глядеть не хочет…

Титания. Не можешь ведать ты моей беды. Что могут люди знать про вожделенье?

Киприан. Теперь ты знаешь, каково мне бегать за Черным мальчиком, мучителем моим…

Титания. Пристрой мне зад, большой, тугой, округлый и мягкий, словно мох, но не обвислый! У моего любимого бока стройны и белоснежны, а рога украшены венками гиацинтов и гладок, словно мрамор, лоб его. Дедал, я так стыжусь, мне так противно быть в этом узкобедром женском теле! Пред очи бога-зверя не могу я предстать такой дохлятиной и клячей!

Киприан. Вообще-то раньше мне вроде удавались большие формы…

Титания. Корову, полую корову!