Читаем Время и политика. Введение в хронополитику полностью

Текст Алейды Ассман хорошо соответствует тональности книги историка Франсуа Артога[256], глава из которой была опубликована в журнале «Неприкосновенный запас»[257]. Он пишет, в частности: «Порядок времени был подвергнут сомнению. Происходит смешение архаики и современности: на фундаменталистские движения накладывается отпечаток современного ощущения «закрытости будущего»[258]. Говоря о трещинах, щелях появившихся между прошлым и будущим, он приводит слова Поля Валери, опубликованные еще в 1935 году: «С одной стороны, перед нами прошлое, которое не снято и не забыто, но это прошлое, из которого мы не можем извлечь почти ничего, что направляло бы нас в настоящем и давало представить себе будущее. С другой стороны, будущее, лишенное хотя бы приблизительных очертаний»[259].

В 80-е годы западное общество, по мнению Артога, захлестнула волна памяти, стремление защищать, каталогизировать, пропагандировать, а также реинтерпретировать. Прошлое не прошло, и во втором, третьем поколении к нему обратились за ответом. В своей книге он не столько дает ответы, сколько формулирует вопросы, ответы которые нам предстоит искать сообща, в том числе и используя различные подходы возникающей науки о времени: «имеем ли мы дело с забытым прошлым или с прошлым, слишком часто актуализируемым; с будущим, которое почти исчезло с горизонта, или с будущим, скорее угрожающим нам своим неизбежным приближением; с настоящим, беспрестанно тонущим в сиюминутности или почти статичным и бесконечным, если не вечным? Это также способ бросить свет на многочисленные споры о памяти и истории»[260].

Символическая политика как таковая, на наш взгляд, не сводится только к «политике памяти» и другим видам использования прошлого. Можно вполне согласиться с Г. Люббе, что другой ее разновидностью является «темпорализация утопий». Такое действие власть предержащих, а именно «перемещение литературно-воплощенного совершенства из отдаленного пространства в отдаленное время, означает также, что общественное состояние, в котором люди пребывают в настоящее время, целенаправленно изменяется… Такая идеологически ориентированная политика, победив, повсюду превращается в ультраконсерватизм и догматизм. Ничто так не нуждается в консервации, как доктрина, укрепляющая убежденность людей в том, будто они занимают всемирно-исторически привилегированную темпоральную позицию… Проще говоря, будущее культурной эволюции является открытым, та же политика, которая ориентируется на идеологию, втискивающую будущее в закономерную смену эпох, принудительно делает закрытым и общество»[261].

Именно в такой ситуации жило населения Советского Союза вплоть до его распада.

Остановимся также на темпоральности как важном свойстве символической политики как таковой. Советский культуролог Юрий Лотман, основатель тартуской школы семиотики, отмечает, что в силу своей «смысловой и структурной самостоятельности» символы всегда диахронны…Символ никогда не принадлежит какому-либо одному синхронному срезу культуры – он всегда пронзает этот срез по вертикали, приходя из прошлого и уходя в будущее»[262]. При этом важно учитывать, что «наиболее привычное представление о символе связано с идеей некоторого содержания, которое… служит планом выражения для другого, как правило, культурно более ценного содержания»[263].

Поэтому можно вполне согласиться с О.Ю.Малиновой, главным редактором второго выпуска сборника научных работ «Символическая политика», озаглавленного «Споры о прошлом как проектирование будущего», что сформулированное Юрием Лотманом «свойство символов и символического является определяющим для восприятия временного измерения политики»[264]. Для современной политики важную роль играют образы будущего, предъявляемые политиками избирателям. Подходы символической политики позволяют фиксировать внимание на отношениях, связанных с борьбой за воображение будущего. Однако не меньшее, а возможно и большее значение имеют в политике и образы прошлого – как важнейший ресурс легитимизации, а также, как это было показано выше – и как основа для проектирования будущего. В целом, как пишет О.Ю. Малинова: «Символы благодаря своей способности «пронзать» срез культуры «по вертикали» оказываются основной несущей конструкцией темпоральных векторов политических репрезентаций: от настоящего – к прошлому и от прошлого – через настоящее – к будущему»[265].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Избранные работы
Избранные работы

Вернер Зомбарт принадлежит к основоположникам современной социологии, хотя на протяжении всей своей академической карьеры он был профессором экономики, а его труды сегодня привлекают прежде всего историков. Все основатели современной социологии были знатоками и философии, и права, и экономики, и истории – они создавали новую дисциплину именно потому, что подходы уже существующих наук к социальной реальности казались им недостаточными и односторонними. Сама действительность не делится по факультетам, о чем иной раз забывают их наследники, избравшие узкую специализацию. Многообразие интересов Зомбарта удивительно даже на фоне таких его немецких современников, как М. Вебер, Г. Зиммель или Ф. Тённис, но эта широта иной раз препятствовала Зомбарту в разработке собственной теории. Он был в первую очередь историком, а принадлежность к этому цеху мешает выработке всеобъемлющей социологической доктрины – эмпирический материал историка не вмещается в неизбежно схематичную социологическую теорию, препятствует выработке универсальной методологии, пригодной для всякого общества любой эпохи. Однако достоинства такой позиции оборачиваются недостатками в обосновании собственных исторических исследований; поздние труды Зомбарта по социологической и экономической методологии остались явно несовершенными набросками, уступающими его трудам по истории капитализма.

Вернер Зомбарт

Обществознание, социология / Философия / Образование и наука