Время и прах (СИ)

И вот он передо мной, в моих руках… Сразу, со всех сторон, бешеная музыка и такие же неистовые тела, нас то отталкивали, то притягивали друг к другу. Я схватился за Пата как утопающий в этом человечьем море, снял с него эту дурацкую держалку для париков (дед тоже такими пользовался) и растрепал волосы, его великолепные волосы. Должно быть, чуть скальп с него не сорвал, потому что Пат поморщился и схватился за висок, прошипел что-то мне, но я ничего не слышал в шуме.

— Что? Я не слышу?

Пат в досаде отмахнулся. Чуть отступил на шаг, показал жестами какие-то движения. Повторил их. Я поглядел по сторонам. Люди танцевали. И Пат тоже. Это танец, ага. Да, Марек, отсутствие сна и наркотики не идут на пользу твоему уму. Пот лил с меня ручьями. У меня горели ступни и промежность. Одежда казалась слишком плотной и шершавой на ощупь.

Я начал повторять за Патом, вливаясь в ритм. Ну давай потанцуем, давай.

Через пару минут я притянул его к себе, поднял рукой его лицо и подбородок и лизнул шею и это укромное место чуть выше шеи. Соленая кожа, прохладная снаружи, горячая изнутри. Горнило моря и холодные волны на поверхности. Влажный жемчужный шелк под моими пальцами — купальник, состоящий из оплетающих тело лент, много-много лент-бинтов.

Теплые лопатки и убегающие косточки позвонков. Размывающаяся косметика, потому что поцелуи попадали куда придется: я просто встал, намертво прирос к полу, и целовал Пата, я облизывал его всего. Если бы я был котом, я бы ходил за тобой. Если бы я был волной, я бы накрыл тебя и держал тебя в себе.

Если бы я был человеком. Я бы любил тебя как нормальный человек.

Но.

Я.

Кто я.

Я думал, любовь даст мне ответ на вопрос: «кто я». Но нет.

Мне снилось, что я тебя убиваю, раз за разом — в подворотне ножом к горлу, в твоей квартире — подушкой к лицу.

Но это только сон, в реальности никогда не смогу такого сделать. Или.

Позволь мне убить себя, чтобы не было этих снов.

Не просите у бытия того, с чем не сможете совладать; быть может, самая сильная любовь есть самая сильная привязанность, делающая человека слабым и неуклюжим. Яростным, сметающим всё на своем пути, в том числе и сам объект этой любви.

Монстр. Чудовище.

Я.

***

Я в тебе, а ты со мной. Наши тела стали прилажены друг к другу, как частицы механизма. Мы оба вместе — чудовище еще хуже. Давай разрушим мир, дава создадим его. И вот мир родился; умер.

Вменят мне меня? Вменят мне мир? Вменят мне войну?

Грохочущий мир. Безгласную же войну.

И тело твое: я бы его уничтожил, разодрал на части, сожрал всё мясо, обглодал все кости, напился крови. Яремная вена или же бедренная артерия. Я еще не определился. Я просто целую тебя. Я просто кусаю тебя.

Я запутываюсь в твоих мокрых после душа волосах, а ты хохочешь, шипишь, кусаешь в ответ. Что-то бормочешь сквозь смех, но я оглох и почти ничего не могу разобрать.

Мир накрало волной цунами, и она заглушила все звуки.

Все звуки, кроме твоих стонов, их я слышу, их я ловлю.

Пат лежит на мне спиной, и я надрачиваю ему и себе. Я отплевываюсь от его волос (вы когда-нибудь трахались с человеком, у которого длинные, по лопатки, и густые волосы? Это неромантично. Это немножко… неудобно).

Кусаю его за ухо, хватаю и щиплю его за бедро. У нас похожие члены. Одинаковой толщины. Его, правда, чуть больше.

Мы как-то втроем с Дереком пропустили период, когда мерились членами. Ссать вместе привыкли ходить и не заостряли внимания.

Кто бы мог подумать, что подростковый возраст пройдет, и этот член будет в моей заднице. И мой член будет в этой заднице.

Я люблю его задницу, она хороша на вид, на вкус и на запах.

Я заставляю Пата лечь на живот и как раз нацеливаюсь на две дольки его славной задницы. Бриллиантовая задница, задница в сто тысяч карат.

Он дергается, когда я провожу языком по ложбинке и устремляюсь чуть ниже, вытанцовывая языком мудреные кренделя. Яйца его поджимаются, а пальцы одной руки скребут по простыне.

— Если ты будешь и дальше… — он сбивается с дыхания.

— А то, что?

— Я кончу только от этого. Растяни.

— Растянуть что? — я уже хохочу.

Он чертыхается и приподнимается, отпихивая меня. И сам смеется.

— Растяни процесс, — говорит он, облокотившись о меня, — Давай.

Я чуть приподнимаю его за бедра, он делает остальное и садится на меня сверху. Когда я медленно вхожу в него, что-то рождается во мне. Я люблю этот момент. Со вздохом, сквозь зубы, он приподнимается и опускается, я утыкаюсь ему в шею лицом. Верткая прядь волос опять оказывается у меня во рту, но я только ищу голое местечко, чтоб его куснуть. И замереть. За это мгновение я не променял бы и Вселенную.

***

Внезапно что-то разбудило меня, и я подорвался как раненый. Пат во сне стал искать меня рукой, я схватил успокаивающе за ладонь. Пат вроде угомонился и стал досматривать свой сон. А я в темноте пошел искать штаны и футболку, в которой приехал.

Один раз споткнулся о кошку, второй раз ударился о шкаф плечом. Пат поднял голову.

— И какого черта ты делаешь? — хмуро спросил он.

— Мне надо в участок.

— А я думаю, не надо.

— Надо.

— Я тоже там работаю.

— Спи. Мы уже как парочка, прожившая вместе десяток лет.