Читаем Время и пространство как категории текста: теория и опыт исследования (на материале поэзии М.И. Цветаевой и З.Н. Гиппиус) полностью

Нельзя не отметить также одно своеобразие подачи временных оттенков значения в стихах Марины Цветаевой: речь идет о двух типах восприятия временных отношений, на которые указывал американский культуролог Эдуард Холл. Как известно, он выдвинул две концепции времени – монохронную и полихронную, в соответствии с которыми следует рассматривать языковые единицы, имеющие темпоральный характер, а также культуру отношения ко времени. В отличие от носителей языка монохронной культуры (ее еще по-другому называют «концепцией точного времени», США, Англия), для которых время есть жесткий регулятор поведения людей и их отношений во времени (время бережется, за временем следят и времени подчиняются), в полихронной культуре (российская, например) доминирует благоговение перед временем, сопровождающееся стремлением стать «на равных со временем». Говоря по-иному, полихронная концепция, как название говорит за самого себя, многопланово, неоднозначно. В этом плане Марина Цветаева, с ее многомерным восприятием времени, которое, имея ядерные и периферийные элементы, в конечном итоге перерастает в таинственный континуум, – поэт истинной российской, русской, ментальности.

В стихах Марины Цветаевой, для пера которой характерны необычные, порой неверные с точки зрения правил русского языка, словоформы и сочетания, встречаются редкие словоупотребления и сравнения-метафоры и с темпоральными словами. Синтаксические конструкции типа «Из днесь – в навек», «Минуты года», «Горы времени», «Вечности бессмертный загар», «Рождение – падение в дни», «Гордый час», «Голый час», «Макс, до чего мне Вечно было в твоей груди» встают в один закономерный (нормированный) ряд слов, несущих в себе самые неожиданные поэтические оттенки восприятия времени.

Понятие времени пронизывает смысл многих цветаевских слов. Оно затрагивает практически все уровни языка: семантику, лексику, грамматику, проявляясь специфическим образом на каждом из них. Таким образом, комплексная, многоуровневая категория темпоральности, при освещении которой следует обращать внимание как на семантическую константу, так и на выявление формальных средств выражения темпоральных значений, их взаимосвязи, взаимодействие, в цветаевском тестовом поле становится одной из идиостилевых характеристик, превращается в одну из самых ярких текстовых категорий. Поэт то отрицает, уничтожает, то возвеличивает время (Господин мой Время), вступает с ним в диалог, то сужает до секунды, то расширяет его границы до бесконечности и вечности. Языку Цветаевой присущ и некий элемент пренебрежения временем, потому что автор и так все знает, что было и что будет:

Знаю все, что было, все, что будет,Знаю всю глухонемную тайну,Что на темном, на косноязычномЯзыке людском зовется – Жизнь.

Или:

Час, а может быть – неделя Плаванья (упрусь – так год!).

Час и неделя, год с легкостью перечислены как синонимы. Обращаясь к разливам лиственным, поэт восклицает:

Что в вашем веянье?Но знаю – лечитеОбиду времени Прохладой вечности.

Время как вечность, время как миг в цветаевском стихотворном поле оживляются, словно субстанции, которые способны и обидеть, и успокоить одновременно.

В языке автора находят отражение все сложнейшие философские и физические представления о времени, самое главное – уникальная модель времени поэтического языка обогащает и углубляет наше научное знание о психофизиологическом восприятии времени носителем языка.

Категория темпоральности, эксплицированная даже лишь на уровне временных лексем, способна задать «тональность» тому образу мира, который воссоздает автор, представить его с определенной, субъективной точки зрения и может рассматриваться как механизм формирования (кодирования) и передачи или акцентуации личностных смыслов, имеющих эмотивную, образную, ассоциативную природу и в силу этого обладающих особой интерпретативной значимостью.

У поэта Марины Цветаевой временные лексемы, объединяя множество разнородных элементов с оттенками временных значений, образуют многослойность текста и на авторском уровне реализуют глубинный смысл повествования в целом. И именно так темпоральные имена используются поэтом то глубоко осознанно, то иррационально, интуитивно, трансформируясь тем самым в художественную истину. Не случайно самым сильным «временным» словом, повторяющимся, как набат, является «пора» в одном из последних стихотворений Марины Цветаевой:

Пора снимать янтарь,Пора менять словарь,Пора гасить фонарьНаддверный...
Перейти на страницу:

Похожие книги

Движение литературы. Том I
Движение литературы. Том I

В двухтомнике представлен литературно-критический анализ движения отечественной поэзии и прозы последних четырех десятилетий в постоянном сопоставлении и соотнесении с тенденциями и с классическими именами XIX – первой половины XX в., в числе которых для автора оказались определяющими или особо значимыми Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Достоевский, Вл. Соловьев, Случевский, Блок, Платонов и Заболоцкий, – мысли о тех или иных гранях их творчества вылились в самостоятельные изыскания.Среди литераторов-современников в кругозоре автора центральное положение занимают прозаики Андрей Битов и Владимир Макании, поэты Александр Кушнер и Олег Чухонцев.В посвященных современности главах обобщающего характера немало места уделено жесткой литературной полемике.Последние два раздела второго тома отражают устойчивый интерес автора к воплощению социально-идеологических тем в специфических литературных жанрах (раздел «Идеологический роман»), а также к современному состоянию филологической науки и стиховедения (раздел «Филология и филологи»).

Ирина Бенционовна Роднянская

Критика / Литературоведение / Поэзия / Языкознание / Стихи и поэзия