Нельзя не отметить также одно своеобразие подачи временных оттенков значения в стихах Марины Цветаевой: речь идет о двух типах восприятия временных отношений, на которые указывал американский культуролог Эдуард Холл. Как известно, он выдвинул две концепции времени – монохронную и полихронную, в соответствии с которыми следует рассматривать языковые единицы, имеющие темпоральный характер, а также культуру отношения ко времени. В отличие от носителей языка монохронной культуры (ее еще по-другому называют «концепцией точного времени», США, Англия), для которых время есть жесткий регулятор поведения людей и их отношений во времени (время бережется, за временем следят и времени подчиняются), в полихронной культуре (российская, например) доминирует благоговение перед временем, сопровождающееся стремлением стать «на равных со временем». Говоря по-иному, полихронная концепция, как название говорит за самого себя, многопланово, неоднозначно. В этом плане Марина Цветаева, с ее многомерным восприятием времени, которое, имея ядерные и периферийные элементы, в конечном итоге перерастает в таинственный континуум, – поэт истинной российской, русской, ментальности.
В стихах Марины Цветаевой, для пера которой характерны необычные, порой неверные с точки зрения правил русского языка, словоформы и сочетания, встречаются редкие словоупотребления и сравнения-метафоры и с темпоральными словами. Синтаксические конструкции типа
Понятие времени пронизывает смысл многих цветаевских слов. Оно затрагивает практически все уровни языка: семантику, лексику, грамматику, проявляясь специфическим образом на каждом из них. Таким образом, комплексная, многоуровневая категория темпоральности, при освещении которой следует обращать внимание как на семантическую константу, так и на выявление формальных средств выражения темпоральных значений, их взаимосвязи, взаимодействие, в цветаевском тестовом поле становится одной из идиостилевых характеристик, превращается в одну из самых ярких текстовых категорий. Поэт то отрицает, уничтожает, то возвеличивает время
Или:
Час и неделя, год с легкостью перечислены как синонимы. Обращаясь к разливам лиственным, поэт восклицает:
Время как вечность, время как миг в цветаевском стихотворном поле оживляются, словно субстанции, которые способны и обидеть, и успокоить одновременно.
В языке автора находят отражение все сложнейшие философские и физические представления о времени, самое главное – уникальная модель времени поэтического языка обогащает и углубляет наше научное знание о психофизиологическом восприятии времени носителем языка.
Категория темпоральности, эксплицированная даже лишь на уровне временных лексем, способна задать «тональность» тому образу мира, который воссоздает автор, представить его с определенной, субъективной точки зрения и может рассматриваться как механизм формирования (кодирования) и передачи или акцентуации личностных смыслов, имеющих эмотивную, образную, ассоциативную природу и в силу этого обладающих особой интерпретативной значимостью.
У поэта Марины Цветаевой временные лексемы, объединяя множество разнородных элементов с оттенками временных значений, образуют многослойность текста и на авторском уровне реализуют глубинный смысл повествования в целом. И именно так темпоральные имена используются поэтом то глубоко осознанно, то иррационально, интуитивно, трансформируясь тем самым в художественную истину. Не случайно самым сильным «временным» словом, повторяющимся, как набат, является «пора» в одном из последних стихотворений Марины Цветаевой: