Время и пространство как категории текста: теория и опыт исследования (на материале поэзии М.И. Цветаевой и З.Н. Гиппиус)

В нашем Прежде

– зыбко-дымчато,А в Теперь – и мглы, и тьмы.
Но срослись мы неразнимчато —
Верит Бог! И верим мы.

Неразнимчато, март 1915, СПб.

Не отдавайся никакой надежде
И сожаленьям о былом

не верь.Не говори, что лучше было прежде…
Ведь, как в яйце змеином, в этом
Прежде Таилось наше страшное Теперь.

Прежде. Теперь, февраль 1940, Париж

Так, гиппиусовский герой наделяет время качественными характеристиками, сущностными определениями, причем образы эти (как и во многом сама личность поэта и в целом его творчество) не поддаются однозначной трактовке: авторские Сейчас, Теперь, Прежде, Тогда (и как прошлое, и как будущее) могут мыслиться «неразнимчато», как единый временной план; выступать в качестве временной основы для сравнения заданного временного плана; служить фоном для передачи лирическим героем исторически значимых событий или событий из жизни самого Я-субъекта.

Перцептуальное время содержит большой субъективный элемент, поскольку с ним связано, прежде всего, человеческое «чувство времени», ощущение и восприятие настоящего, прошлого и будущего, связанное со сменой переживаний, мыслей, воспоминаний. В поэтических текстах З.Н. Гиппиус встречаются весьма разнообразные модификации категории художественного времени, что обусловлено авторской концепцией, основу которой, на наш взгляд, составляет восприятие времени сквозь призму собственного «эго» или «эго» лирического героя. Таким образом, для категории времени в поэзии З.Н. Гиппиус характерны антропоцентрический подход и психологизм.

Поэт то лишает время прошлого и будущего одновременно зачастую с целью акцентуации важности, единственности данного момента или актуализации эмотивного пространства посредством темпорального; то отнимает у времени его будущее, тем самым ограничивая его свободу действий и желаний, что в конечном итоге приводит к ощущению духовного кризиса, ощущению тупика, замкнутости; то вообще может забрать у времени его главную характеристику – его ход, движение, процесс, ритм, тем самым лишает его сущности и всякого смысла. Именно здесь время и пространство приобретают единство, неразрывную связь, образуя так называемый в лингвистике текста континуум [Гальперин 1981; Бабенко, Казарин 2006]. Ограничимся одним примером, где, на наш взгляд, реализовались все выше обозначенные смысловые трансформации категории времени, где время представлено как застывший миг, лишенный прошлого и будущего, какой-либо перспективы, что приводит к ощущению не только статичности, но и в целом некоего пространственного вакуума, определяющего эмотивный фон контекста:

Часы остановились. Движенья больше нет.
Стоит, не разгораясь, за окнами рассвет.

...

Ничто не изменилось, ничто не отошло;

Но вдруг отяжелело, само в себе вросло.

Ничто не изменилось, с тех пор как умер звук.

Но точно где-то властно сомкнули тайный круг.

И все, чем мы за краткость,

за легкость дорожим,Вдруг сделалось бессмертным, и вечным – и чужим.

Застыло, каменея, как тело мертвеца…

Стремленье – но без воли. Конец – но без конца.

И вечности безглазой беззвучен строй и лад.

Остановилось время. Часы, часы стоят!

Часы стоят

В данном тексте происходит авторское вмешательство в ход времени, так сказать, «особый способ субъективации времени» [Бабенко, Казарин 2006: 118]: З.Н. Гиппиус изобразила вечно длящийся миг. Она «заставила» время остановиться, застыть, окаменеть. И, как следствие, исчезли привычные для человека характеристики объективного мира – звуки, запахи, цвета. Все вокруг потеряло смысл, ценность, поскольку приобрело новую качественную характеристику – бесконечность, утратив другую, на наш и авторский взгляд, более важную, – краткость, мгновенность, конечность. Здесь в результате авторского эксперимента происходит смысловая градация: миг сменяется вечностью, движение – статикой, жизнь – смертью.