Время кенгуру

Спустя несколько дней ветер переменился на попутный, поэтому все отдыхали. Люська с Натали игрались с новым приобретением — купленным в Перми наладонником. Ермолай, привалившись к бортику, медитировал на облака. Я расслабил мышцы и, совместно с внутренним голосом, занялся аналитической работой.

Началось с того, что внутренний голос спросил:

«Ну, и что дальше?»

«Мы с Наполеоном что-нибудь придумаем», — ответил я безмятежно.

«Наполеон ведет двойную игру», — предупредил внутренний голос.

«Я знаю. Однако выбор у нас небольшой. Сначала придется посетить Бородино и разузнать насчет месторождения микросхем. Не могли же французы вывести месторождение зараз? Если не повезет, придется ехать в Петербург и разузнавать уж там, через тестя. Министр государственных имуществ все-таки…»

«За то время, что ты проведешь в поисках, вселенная будет демонтирована.»

«Не забывай о Наполеоне. Мы ведем поиски с двух сторон одновременно, я с Востока, а Наполеон с Запада. Кто-нибудь обязательно наткнется на протечку во времени и сигнализирует создателям. Создатели все исправят.»

«Ты ни разу не поинтересовался у создателей, что случится с тобой после того, как протечка будет устранена.»

«А разве это так важно? В каком-нибудь из времен я, наверное, останусь.»

В этот момент до меня донеслись причитания Люськи:

— Ну вот, сломался! Ермолай, разворачивай дирижабль, мы возвращаемся в Пермь. Мне нужно сдать наладонник на гарантийный ремонт!

Я вздохнул и обратился к делам нашим скорбным.

— Что случилось, дорогая?

— Мы с Натали пуглили, и наладонник неожиданно завис. И теперь не развисает.

— Его нужно перезагрузить.

Я перезагрузил новый Люськин наладонник, но зависание не исчезло: аппарат не перезагружался.

— Вероятно, питание кончилось. Подождем до следующей стоянки, там подзарядимся.

— К же так, Андрэ? Я не могу столько времени обходиться без наладонника.

— Воспользуйся моим, на моем питания достаточно. Или возьми у Натали.

— О нет, Андрэ, только не это! Маман не поймет и начнет волноваться.

Раздался грубоватый голос Ермолая:

— Дай-кось сюда, барыня.

— Что тебе, Ермолай?

— Штуковину энту.

Ермолай покрутил в руках Люськин бирюзовый наладонник, затем спросил, указывая на дырочку в корпусе:

— Сюды, что ль, сила поступает?

— Сюда, сюда, Ермолай.

— Сообразим как-нибудь, по-мужицки.

Ермолай вытащил ящик с инструментами, с помощью которых изредка чинил поломки в дирижабле, и принялся в нем копаться. Вытащил топор и другие слесарные инструменты, отодрал несколько досок от обшивки.

— Щас приспособим.

Принялся что-то выстругивать, затем сбивать гвоздями. Через полчаса Ермолай смог продемонстрировать пропеллер. После этого Ермолай нашел тонкую дощечку и выстругал из нее ось. Нацепил пропеллер на ось.

— Считай, полдела сделано.

Закрепил пропеллер на хвосте дирижабля, и пропеллер весело закрутился. Затем Ермолай вытащил из ящика с инструментами миниатюрный генератор с проводами, принялся прилаживать к оси пропеллера. Приладив, сунул обнаженные концы проводов в дырку в наладоннике. Наладонник загудел и посыпал искрами.

— Ермолай, сломаешь! Техника чувствительная.

— Ничего, мы привычные!

Ермолай сплюнул себе на указательный палец и закоротил с проводами. Послышалось шипение.

— Жжетси, — пожаловался кучер, отдергивая руку.

Тем не менее, наладонник загрузился и заработал.

— Ах, Ермолай, ты просто чудо! — воскликнула жена, целуя Ермолая в щечку.

— Да ладно, — отвечал Ермолай, присаживаясь к борту и принимаясь рассматривать облака.

Облака плыли в ту же сторону, что и мы, подгоняемые попутным ветром. Дирижабль неумолимо возвращался в Сыромятино.

Я, через четыре дня

До Сыромятино оставалась один перелет.

Не желая лететь ночью, мы, как обычно, заночевали на опушке. Эта ночевка едва не вырыла нам могилы. Когда до рассвета оставалось всего ничего, на нас напал случайный французский разъезд.

Я проснулся оттого, что к моей груди приложили холодный штык. Послышалась французская речь, содержания которой я не понимал, хотя ощущал на своих ребрах. Сопровождаемый штыком, я вскочил на ноги. Рядом таким же макаром поднимали Ермолая. Женщин просто дернули за руки.

Французов было всего шестеро. Один из них — судя по мундиру, офицер — обратился ко мне, снова по-французски. Я не ответил, потому что не разумел французской речи, тогда офицер покраснел от возмущения и схватился за шпагу.

Люська, в дезабилье, что-то взволнованно закричала, тоже по-французски, успокаивая офицера. Тот действительно убрал шпагу в ножны, зато повернулся к своим солдатам, о чем-то распоряжаясь. Распоряжение явно касалось нас. Один из солдат отбежал в сторону и вскоре вернулся с веревкой, которой нас с Ермолаем собирались связывать.

Я перехватил взгляд Ермолая и указал ему на французов, затем показал на пальцах: пять и один. То есть пятерых французов я беру на себя, а ты возьми на себя одного. Ермолай насупил брови и показал на пальцах: три и три. То есть каждый из нас берет на себя по три француза. Я отрицательно покачал головой и показал: четыре и два. Ермолай замотал было головой, но, увидев подходящего с веревками солдата, кивнул.