Время кобольда (СИ)

Сидим на мостках. Нетта как всегда очень красивая, и, как теперь часто, очень грустная. Смотрит вдаль, не смотрит на меня. Мы снова работали с Фиглей, но не особо продвинулись. Каждый раз кажется, что вот-вот, что будет прорыв, что она перестанет дурью маяться и вернётся к жизни, но нет. Упорствует в своём «Я мёртвая».

– Тебе нельзя умирать, Антон, – девушка откидывается назад и опирается на моё плечо.

Я чувствую, как её волосы щекочут мне шею, чувствую вес её руки на своём колене, чувствую аромат её волос и запах моря. Это волшебно. Я не хочу, чтобы это кончалось. Подведите к капсуле питание и замуруйте вход. Я буду смотреть на море и на Нетту, пока не сдохну от обезвоживания в пластиково-алюминиевом гробу. Может быть, тогда я не замечу, что умер? Станет ли этот берег моим посмертием? Если да – то я готов.

– Тебе нельзя, – повторила Нетта.

– Все однажды умрут.

– Слишком многие от тебя зависят. Если ты в самолете разом и пилот, и двигатель, то у пассажиров должны хотя бы быть парашюты. На случай, если ты сломаешься.

– Ты же знаешь, что я собираюсь к Сумерле?

– Знаю. А ты знаешь, что это безумие?

– Знаю.

Мы помолчали немного. Мне хорошо с ней молчать. Мне с ней всё хорошо. Надеюсь, психотерапевт никогда не докопается до этой части меня. Очень маленькой, но единственной почти счастливой части.

– Зачем тебе это? – спросила Нетта.

– Разве ты не понимаешь?

– Я понимаю. Но хочу, чтобы ты сказал.

– Потому что всё неправильно. Всё очень-очень неправильно. Всё просто пиздец, как неправильно.

– И ты думаешь, что виноват в этом.

– Глупо?

– Нет. Печально.

– Однажды я сделал выбор. И сделал его не умом, а тоской по любви, одиночеством и алкоголем.

– Ты не мог сделать другого выбора, ты это понимаешь? Твоя тоска и одиночество – это и есть ты.

– И алкоголь.

– Должно же в тебе быть что-то кроме тоски и одиночества?

– И то верно…

– Ты пытаешься заткнуть в себе слишком большую дыру, Антон. Ты суешь в неё Марту, своих и чужих детей, Клюсю, Лайсу, «Макар», судьбы мира. Меня вот запихнул. Но дыра слишком большая, и всё проваливается. Однажды ты тоже в неё упадёшь. Свалишься сам в себя и утонешь. Я готова умереть, чтобы этого не случилось, но и это тебе не поможет.

– А что поможет?

– Не знаю. Меня ведь на самом деле нет.

– Если тебя нет, то ничего нет.

Я обнял её и прижал к себе, остро, до боли в сердце наслаждаясь осязанием её тела. Как мне этого не хватает там.

– Не надо, Антон, – Нетта мягко высвободилась из моих объятий и отодвинулась. – Будет только больнее, ты же знаешь.

– Ты как всегда права, Нетта. Ты знаешь меня как никто. А значит, знаешь, что хотя ты права, к Сумерле я всё равно пойду. Не могу не пойти, потому что хочу уже узнать, какого хера. И что с этим теперь делать.

– Нашёл у кого спрашивать! У нейки! – послышался сзади недовольный голос.

– Фигля?

– Вы, голубки, как-то подзабыли, что, пока вы тут обжимаетесь, бедная мёртвая Фигля лежит в гробу. Как-то этот сеанс терапии затянулся, не находите? Там, в конце концов, жёстко!

– А тебе не пофиг, раз ты такая мертвая?

– Похоже, я ещё недостаточно мёртвая. Надо догнаться.

– И… Э… Какие на этот счёт идеи?

– Отведу тебя к Сумерле, конечно. Вот уж у кого смерти полны карманы!

– Фигля! – вскинулась Нетта. – Как ты…

– Замолкни, нежить. Так надо, и ты это знаешь лучше прочих. Не забывай, кто ты и зачем ты. Не делай вид, что ты не ты, а он – не он. Ваши обнимашечки очень трогательные, но от судьбы не уйдёшь.

– Это очень жестоко, – покачала головой Нетта.

– Жизнь – жестокая штука. Может, однажды поймёшь.

***

Когда я вылез из капсулы и помог вылезти Фигле, оказалось, что в коридоре меня ожидала Карина.

– Тондоныч!

– Что-то случилось? Срочное? Терпит, пока я отведу Фиглю в комнату?

– Я сама дойду, Аспид, – отмахнулась Фигля, – не бери в голову. Зайди, как освободишься.

– Уверена?

– Мне уже гораздо легче. Чудо излечения свершилось. Тебя, вон, девочка ждёт, займись ей.

И Фигля действительно уверенно отправилась в комнату. Свободной походкой, чуть ли не насвистывая. Надо же.

– Тондоныч! Эдуард… Э…

– Николаевич, – подсказал я. – Что с ним?

– Он пытался взломать комнату с капсулами. Я видела. Он видел, что я видела, и сначала очень рассердился, а потом сделал вид, что не сердится. Сказал, что я неправильно всё поняла, и вообще я под вашим, Тондоныч, влиянием и сильно запуталась. Но скоро, мол, всё изменится. Тондоныч, я не хочу, чтобы всё изменилось! Я боюсь сорваться. Мне очень хотелось его ударить. Но я ему даже не нахамила.

– Ты большая умница, что сдержалась. Я тобой горжусь.

– Правда?

– Конечно. Я вообще тобой горжусь.

– Вы не говорили…

– Правда? Дурак был. Вот, теперь говорю: «Карина, ты большая умница и молодец. Ты отлично справляешься. Я тобой горжусь».

– Спасибо, Тондоныч! – по её рукам и плечам побежал цветочный узор, по которому запрыгали розовые зайцы. Неловко обняла меня и, смутившись, убежала.

Хорошие они. Им бы кого-то поумнее меня, но… Пусть это всё-таки будет не Эдуард. Утешаюсь тем, что я по крайней мере не худшее, что с ними в жизни случилось.

Я – это уже следствие того, худшего.

***

– Нетта!

Молчит. Дуется, что ли?