Время кобольда

— Кэп, тут такое дело… Если меня накроет, как прошлой ночью, ты меня лучше пристрели. Не хочу ещё раз такое пережить.

— Сэмми, не могу оценить ужас случившегося, может, он и заслуживает эвтаназии при рецидиве, но ты не по адресу. Меня же обнулит в полночь, и я ничего про тебя не вспомню. Это тебе к Натахе. Она тебя голыми руками удавит, чтобы патрон не тратить. Хозяйственная!

— Чёрт, ну да, точно. А каково тебе, когда тебя сбрасывает?

— Без понятия. Я же не помню. Опытным путем выяснено, что в эти моменты меня лучше не трогать.

— Да, ты вчера отжёг, конечно… Ладно, извини за беспокойство.

Сэмми поднялся с матраса и пошёл к Натахе. Видимо, с той же просьбой. Судя по жестам, вдохновил в основном Сэкиль. Она показала ему недомеч, предлагая себя в качестве дежурного эвтаназиолога. А я уполз в свой угол и завалился там, свернувшись калачиком и не думая ни о чём. Почему-то тут мне спокойно, как нигде. Ощущение не столько защищенности, сколько спрятанности. Здесь они меня не найдут. Кто бы эти «они» ни были.

***

Не знаю, сколько я так провалялся. Из пустого глазения в стенку меня вывела Абуто. Пришла, присела рядом.

— Можно?

— Что-то вспомнила?

— В основном — трубу и цепи. День за днём. Некоторые подробности моего содержания в этом состоянии. В основном, физиологического свойства, которые лучше бы не вспоминать. Остальное — очень смутно. Похоже, фанерные хари подвесили меня давно, и память постепенно затёрлась. Но нас с тобой я всё же вспомнила.

— Вспомнира? А теперь забудь! — сказала решительная Сэкиль.

— У него уже есть мы! — добавила Натаха.

— Его постель была свободна, — примирительно сказала негритянка.

— А это не твоё деро!

— Постель не главное, — отрезала Натаха, — мы друзья.

— И мы за него горро порвем всяким… Натаса, как это срово?

— Прошмандовкам!

— Просмандовкам, да!

— Мы тебе не доверяем. Ты ещё не рассказала, кто убил Константина!

— Какого ещё Константина?

— Кровь которого нашли в твоей комнате, а тело — в душе!

— Без горовы!

— Стоп… Помолчите… — озадачилась Абуто. — После… э…

— Да все слышали, после чего, не утруждайся! — поторопила её Натаха.

— Я сразу ушла, чтобы меня не отключило в чужой постели. Пошла в душ, думала успею ополоснуться и дойти до комнаты, но дошла только в душевую. Открыла дверь, и…

— Сто «и»?

— Отключилась. Дальше не помню. Следующий день начался снова с цепи и фанерных харь.

— Как удобно! — возмутилась Натаха. — Тут помню, тут не помню…

— Хватит, — остановил её я. — По времени совпадает. Меня тоже обресетило почти сразу, как она ушла. Думаю, это синхронный процесс.

— Ты иди, иди отсюда, чёрная женщина. Вон, там ещё один такой же, можешь с ним шашни крутить. А от Кэпа отстань, ему отдохнуть надо. Да, Кэп?

Натаха присела на корточки, штаны опасно затрещали швами. Заглянула в глаза взглядом преданной собаки.

— Натах, я сам разберусь, ладно? Спасибо тебе, Абуто, что рассказала.

— Не за что. Не так уж много я вспомнила. Но кое-что вспомнить было приятно! — она подмигнула взбешённой Натахе, поднялась и ушла.

— Вот прошмандовка! — сказала та в сердцах.

— Отставить бабские разборки.

— Есть, Кэп!

— Есть, Кэп-сама!

— Но мы ей не верим!

— Совсем не верим!

— И будем охранять твой сон!

— Как самураи своего даймё!

Я устроился в углу и наскоро записал события уходящего дня. Увы, вопросов в рукописи прибавилось, а ответов — нет. Мои «самураи» задрыхли раньше меня, так что пришлось их растолкать, чтобы улечься. От Натахи пахнет потом и она храпит. От Сэкиль пахнет горько, и она дышит во сне беззвучно. Не знаю, чем заняты негритянка и Сэмми, их не слышно.

В кои-то веки заснул сам, а не вырубило.

Глава 12. Аспид

Well, I never heard it before, but it sounds uncommon nonsense.

Lewis Carroll. Alice in Wonderland

— Привет, Аспид!

Я промолчал, мрачно покосившись на догнавшую меня девчонку. Утренняя пробежка — ритуал для сохранения остатков самоуважения. Я ещё могу пробежать пятерочку в приличном темпе несмотря на то, что мне на днях сорок, я выпиваю полбутылки в день, сижу на антидепрессантах и страдаю хроническими болями. Микульчик, правда, пытается меня убедить, что я ими не страдаю, а наслаждаюсь из извращённого аутомазохизма. Наказываю себя за то, что мудак. Это он не знает, сколько я пью. Никто не знает. Кроме Нетты. И вообще, кто бы говорил — Микульчик и сам прилично закладывает.

— Ладно, не «Привет, Аспид», — сказала, не выдержав моего молчания, Джиу. — Антон Спиридонович, здравствуйте.

— Привет, Алёна.

— Лучше Джиу.

— Не лучше. Ты у меня числишься в Алёнах, значит, пока так и буду называть.

— Как знаете.

— Не боишься? — я кивнул в сторону букета камер на столбе, мимо которого мы пробегали. — Ты же в ориентировках как пропавшая.

— Нет, не боюсь.

— Почему-то я так и думал. А их не боишься?

Навстречу неторопливо катились на электротележке двое Лайсиных подчинённых. Мы обменялись с ними кивками.

— Полицейские больше доверяют Кобольду, чем глазам. Они без подсказок ассистента себя в зеркале не узнают.