— Если у тебя проблемы с родителями, то более разумным вариантом будет обратиться к психологу. Скорее всего, они разрешимы.
— Я в курсе.
— Если это серьёзные проблемы, вроде, извини за неделикатность, семейного насилия, то следует обращаться в ювенальную службу.
— У меня нет проблем с семьей.
— В таком случае, как ты понимаешь, возникает очевидный вопрос…
— Зачем я прошусь в детдом?
— Именно.
Лицо застывшее, решительное, губы упрямо поджаты. Отговорить её просто так не получится. Я за эти семь лет на подростков насмотрелся. Если их зарубает — давить в ответ бесполезно. Решение, каким бы нелепым и нелогичным оно ни казалось взрослому, принято на основе длительных размышлений и кажется неоспоримым. Ситуация требует времени и терпения, но мне-то надо быстро.
— Я хочу быть частью чего-то.
— Семья в этом качестве тебя не устраивает?
— Нет. Я там никто. Мебель. Меня нет. Всем плевать.
— И детдом кажется тебе более комфортной средой, где тебя оценят и примут? — я подпустил в голос взрослого скепсиса.
— Да.
— Почему же?
— У вас классное комьюнити. Все сами по себе, а вы вместе. Я хочу быть вашей.
Забавненько. Экая у нас, оказывается, репутация.
Сейчас «Время Кобольда», и в тренде «личная уникальность», «здоровый индивидуализм», «право на самоопределение», «независимость от общества». Но некоторые, оказывается, не прочь быть частью коллектива.
— У нас открытый режим, — напомнил я, — ты можешь просто приходить, общаться, играть, дружить с ребятами.
К нам регулярно приходят городские подростки. В основном на Клюсины «квартирники» для своих, но иногда и просто так, пообщаться. И всё равно — отношения с местным социумом у нас непростые. Мы — отдельно. Мы — другие. Мы — странные.
Так уж повелось.
— Это совсем не то же самое.
— Алёна, это всё равно будет не то же самое. Ты видишь одну сторону их жизни — «один за всех и все за одного», «классное комьюнити» и так далее. Но это не просто так, поверь. Они держатся друг за друга, потому что больше не за что. Никто не попадает к нам от хорошей жизни.
— Значит, я буду первой. Возьмёте меня? — спросила Алёна.
— Я не готов ответить. Мне надо сначала поговорить с твоими родителями. Ты пока можешь воспользоваться «правом убежища».
«Право убежища» придумала Клюся. Любой подросток может прийти и, ничего не объясняя, жить у нас три дня в гостевой комнате. Мы ставим в известность полицию и родителей, но «без выдачи». Юридически момент скользкий, но Лайса, которая сейчас рулит городской полицией, продавила это в региональном собрании. Идея оказалась удачной — за три дня страсти обычно унимаются и к сторонам конфликта возвращается вменяемость. А если нет — то это уже дело ювеналки. Правда, несколько визитов разъярённых отцов и истерических матерей, требующих «немедленно вернуть этого засранца», мы тоже пережили. Нервная у меня работа.
— Спасибо вам, Антон Спиридонович, — девочка встала и поклонилась.
— Пока не за что.
— Ну и как она тебе? — спросила Клюся, сидевшая на столе в моём кабинете.
Закинув ногу на ногу, в короткой юбке. По голеням и бёдрам бежит абстрактная вязь татуировок — на наноскин не поскупилась. Клюся, пожалуй, богата, музыка приносит ей немало денег. А вот моя зарплата работника муниципального образовательного учреждения — тухлые гроши.
Изящным движением поменяла ноги, переложив их одну на другую. Ах-ах, какие мы эротичные! Никогда ей это не надоедает. Хотя даже самые наивные и романтичные воспитанницы уже не верят, что у нас отношения. Впрочем, пусть развлекается. Наверное, это ей зачем-то надо.
— Она мне странно. Вроде бы всё убедительно, но…
— Что-то в ней неправильное?
— Именно. Не могу ткнуть пальцем, просто ощущение.
— Кстати, ты заметил, что она вылитая Джиу?
— Она так и представилась. А кто это?
— Антон, ты что, Дораму не смотришь?
— Нет.
— Ты вообще здоров?
Я не то чтобы здоров. Доктор Микульчик считает, что у меня серьёзные проблемы с башкой: психосоматические боли, расстройства восприятия реальности, галлюцинаторный синдром, хреново с управлением гневом и беда с алкоголем. Но Дораму я не смотрю просто потому, что она позитивная, а я унылое говно. Мы с ней диссонируем.
— В общем, Джиу — одна из персонажей, девочка-подросток.
— Алёна её косплеит?
— И очень детально. Знаешь, чрезмерный косплей часто означает личностные проблемы. Отказ от себя.
— Она подросток, — сообщил я очевидное. — Это само по себе личностная проблема.
Наноскин на левом бедре Клюси изобразил нечто неодобрительное, но я не понимаю скин-мемов. В них многое завязано на цвет, а мой мир — оттенки серого. Иногда, внезапно — резкая, как укол в глаз, цветная деталь. Рисунок. Аксессуар. Фрагмент. Янтарные глаза Нетты. Яркая бусина Настиной серьги. Но в целом мой мир чёрно-бел. Микульчик светил в зрачки своими приборами и сказал, что оптика исправна, глючит прошивка. Мой мозг хочет видеть так, и плевать ему на то, что хочу я, потому что мы с ним не одно и то же. Это можно смело назвать «безумием», но Микульчик деликатен, поэтому «расстройство восприятия».