Время колокольчиков

ЗООПАРК играет рок-н-ролл и блюзы, играет здорово. В общем восторге, однако, становится все меньше бесшабашного веселья и все больше ностальгии. Увы, назвать группу "нестареющей" можно только в порядке комплимента. Гордый умница Майк, рыцарь рок-н-ролла: в его рыцарстве уже мерещится привкус донкихотства.

В одной из ранних вещей ЗООПАРКА — притче "Уездный город N" — пелось о парадоксах времени. "Наполеон с лотка продает ордена… " Науменко вряд ли забыл эту песню, но теперь не поет.

Лишь однажды ЗООПАРК развернулся во всю мощь и ворвался в сегодня с прежней своей неукротимостью. Майк пел о тех, кто "мешает нам жить" — о набыченном стаде тупиц и насильников, о героях "качалок", об устроителях драк "район на район". Он не стеснялся в выражениях:

"У кого крутые подруги, за которых не дашь и рубля? Кто не может связать двух слов, не взяв между ними ноту "ля"?"

ЗООПАРК только что вернулся из Казани. Песня была написана задолго до, но, пожалуй, с такой страстью была спета впервые.

Старшее поколение "новой волны" лелеет свою честную и бурную молодость. Младшее, кажется, ее просто не помнит — зрелость пришла к ним сразу: "их взгляд пристальней, и иногда холодней" (это не значит, то он глубже). Надо сказать, что в ленинградской школе — пока самой сильной в отечественном роке — смена поколений шла без пауз, внахлест, и путала любые умозрительные разграничения.

И все же разница достаточно ощутима. К примеру, нельзя сказать, что "старшим" незнакомо чувство одиночества, но оно никогда не становилось жизненно важной проблемой, не обязывало сделать немедленный выбор между замкнутостью и единством, между волей к свободе и волей к победе.

Одиночество, отвергающее страх, но лишенное надежды — выбор Виктора Цоя, лидера группы КИНО. Он говорит "мы", "наше" ("Мы ждем перемен!"), но иногда думается, что "мы" для него — лишь способ заслониться от "ты", от связи, обязывающей к самоотдаче. Мир Цоя — братство одиночек, сплоченное отсутствием выхода.

"Мы хотели пить — не было воды, мы хотели света — не было звезды. Мы выходили под дождь и пили воду из луж. Мы хотели песен — не было слов. Мы хотели спать — не было снов. Мы носили траур — оркестр играл нам туш".

В этом мире, не думая, отдадут жизнь за самого дальнего, но и ближайшего одернут: "Не тронь мою душу".

Как бы ни были зажигательны слова, Цой бесстрастно, почти меланхолически транслирует их в зал, чуть сдавленно протягивая гласные. Он движется по сцене с сумрачным, нелегким изяществом, словно преодолевает сопротивление среды: так рыба плавала бы в киселе. В голосе Цоя больше металла, чем во всем "хэви метал", вместе взятом: он знает, что лезвие опасней, чем кузнечный молот.

"Наше сердце работает, как новый мотор! Мы в четырнадцать лет знаем все, что нам надо знать!" — но ни сила, ни знание не приносят радости.

"Мы будем делать все, что мы захотим — а сейчас мы хотим танцевать!" — но и танцевать ему не хочется.

Слова падают мерно, ровно, и возбуждающие восклицательные знаки распадаются в многоточия…Ответом на отчаянное одиночество КИНО стал боевой клич группы АЛИСА: "Мы вместе!" Лидер ее, лидер второго поколения "новой волны" Константин Кинчев слово "мы" нес как знамя. Вопрос "Во имя чего вместе?" предполагался некорректным.

Жесткий, напористый, чрезвычайно эффектный шоумен Кинчев предлагал залу свой собственный образ как собирательный: "Мое поколение" — и постепенно, почти незаметно перемещал акцент на слово "мое". Позиция трибуна перерастала в позу завоевателя.

Приученная воспринимать создание Кинчева как себя самое, аудитория радостно подчиняется певцу и сегодня, когда подчеркнутый коллективизм "мы" вытесняется гордым "я": "Там иду я", "Мне нужен воздух". Условием единства Кинчев ставит свою монополию на высказывание. Нет слов — оно того стоит: выступление АЛИСЫ — едва ли не сильнейшее в концерте. Музыкальная мощь, цвет, свет, пластика — все соподчинено, все завораживает и требует ответа: но не диалога, а отзвука. Последовательно декларируемый антитоталитаризм АЛИСЫ странно уживается с этим довольно авторитарным и расчетливым управлением чувствами зала.

"Тоталитарный рэп — это аквариум для тех, кто когда-то любил океан. Тоталитарный рэп — это зоопарк, когда за решеткой ты сам. Тоталитарный рэп — это аукцион, где тебя покупают, тебя продают…" — поет Кинчев, играя с названиями ленинградских рок- групп. Можно добавить: тоталитарный рэп — это Зазеркалье без Алисы.