Время кораблей

Спустя пару мгновений София стряхнула с себя оцепенение и отняла руки от лица. И ничего не увидела.

Анна, палатки, Фрейя, Ник — все скрылось за серо-белым туманом, за плотной и почти осязаемо цепляющейся за ноздри мглой.

Мгла двигалась.

Танцевала.

Жила.

— Что это? — раздались вокруг испуганные голоса. — Что это за вспышка? Что это за туман!

— Надо убираться отсюда! Надо прямо сейчас отсюда бежать!

— Что вообще происходит?.. Анна? Анна!

— Давайте сейчас все успокоимся, — негромко, не повышая голоса, отозвался Анна совсем рядом с Софией. — Оставайтесь на местах. Мгла рассеивается, нам нужно только подождать, и мы обязательно со всем разберемся. А пока перекличка. Владимир!

— Я здесь, — отозвалась она.

— Глафира.

— Жив…

Софию начинал медленно накрывать шок, у нее задрожали руки и затряслось внутри то самое, что называлось в книжках «поджилками», но едва ли не впервые в жизни она была рада, что ей стало страшно.

Страх был безопаснее, чем спокойствие. Он не нес в себе угрозы.

— Фрейя! — позвала она. Артифиш не ответила. — Фрейя!

— Анна! Мне нужна помощь! — раздался рядом почти ставший девичьим от волнения голос Ника. — Я не могу разбудить Норберта.

— Иду, — откликнулся он тут же. София скорее почувствовала, чем увидела движение рядом, а потом Анна каким-то образом нашел ее, ухватил запястье и потянул к себе, вырывая из плена белой мглы.

Он оглядел ее с ног до головы, наверняка отмечая и грязные на коленях штаны, и взъерошенные, торчащие в разные стороны волосы, и испуганное выражение лица.

— Все в порядке? — В его голосе звучало искреннее волнение, пусть и смешанное с отголосками собственного, еще только-только выпускающего его из своих цепких объятий страха. — Ты цела?

И ей бы сдаться, признаться ему, что в этой мгле, тишине, в этом спокойствии у стены ей стало невероятно страшно… но даже сейчас, в момент, когда можно было позволить себе быть уязвимой и хрупкой женщиной рядом с сильным мужчиной, София не смогла.

Только осторожно высвободила руку и кивнула. Молча, потому что знала, что голос изменит.

Они пытались привести Тамилу в чувство, хлопали его по щекам, щипали, звали по имени, трясли. Дыхание мужчины было слабым и поверхностным, а сердце билось так часто, что Ник даже не смог посчитать пульс, и только выговорил:

— Под триста. Или больше. Без пульсометра не определить.

Вскоре вокруг собрались остальные. Десять человек — не было только тех, кто оставался в ночную смену в робовозчике, и двоих из охраны Зельды, несущих свой пост у самой стены. София не могла пока думать о том, что могло с ними случиться. Ее губы и руки до сих пор кололо от страшного напряжения волны, которая накрыла их, когда вспыхнула стена. Ее сердце до сих пор колотилось так, словно по нему ударили электрошоком.

А еще ей не отвечала Фрейя, что значило, что от этой шаровой молнии — или что это было — могла пострадать и она. Но в данный момент в приоритете была человеческая жизнь, и София постаралась сосредоточиться на указаниях, которые раздавал Ник, и делать, как он говорит.

Кто-то на ощупь добрался до их палатки и принес медицинскую сумку, но уже совсем скоро стало ясно, что вспышка вывела из строя все питающиеся от аккумуляторов приборы, начиная от прожекторов и заканчивая кардиографом-дефибриллятором, который Ник несколько раз настойчиво и безуспешно пытался запустить.

В какой-то момент сердце Норберта остановилось, и он перестал дышать.

В какой-то момент София осознала, что сидит на коленях на мокрой земле и надавливает сложенными кистями на грудь человека, которого увидела сегодня в первый раз в жизни и которого может уже до конца ночи спасти от смерти.

— Двадцать девять, тридцать, вдох! София, давай: один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь…

В какой-то момент Анна, методично отмечающий вслух каждые пять минут реанимации, положил руку ей на плечо, и София поняла, что никого этой ночью она уже не спасет.

ГЛАВА 12. И БЫЛО УТРО

Солнце рассыпало яркие блики по мокрой траве, превращая ее в сверкающее и переливающееся зеленое море, ветер высушивал наполненные радугами капли дождя ласковыми прикосновениями невидимых пальцев, и синева неба была такой глубокой и густой, что, казалось, упади в нее — и можно будет плыть, загребая руками.

Едва ли кто-то из людей, собравшихся возле робовозчиков, неподвижных и странно монохромных посреди всего этого яркоцветья, отмечал прелесть нового дня. Все были вымотаны: бессонной ночью, туманным утром, страхом — и неожиданной и оттого еще не до конца осознанной смертью одного из тех, кого они знали всю его жизнь.

Уже на рассвете, после того, как мгла спала и обнажила безмолвный, ошеломленный произошедшим лагерь, стало ясно, что вспышка была не просто вспышкой.