Время красного дракона

— Пойдем в горницу, Гриша. Мне с тобой поговорить надобно с глазу на глаз, без твоего дружка, — прижимала к животу Груня мешок с деньгами, обернутый кофтой.

— У меня нет от него секрету, Грунька.

— А у меня есть, Гриша.

— Ну, ладноть, пошли.

В горнице стоял круглый стол, накрытый льняной скатертью. Груня вывалила на скатерть из вещмешка пачки денег, подбоченилась гордо. Мол, полюбуйся богатством. Вы, разбойнички, не могли сберкассу ограбить, пушками размахивали, с бабами и девками дрались. И еле-еле ноги унесли. А я вот — завладела деньгами.

У Гришки губа отвисла:

— Ты где это цапнула?

— В сберкассе, из которой вы утекли.

— Как тебе удалось?

Груне не хотелось быть обычной девчонкой. Хорошо ходить по этой земле магом, как Трубочист. Или колдуньей, какой была Фроська Меркульева. Они загадочны, к ним — уважение.

— Я колдунья, Гриша. Заколдовала я сберкассу, унесла денежки.

— Ну и дела! Прямо — сказка! — трогал подбитый глаз Гришка.

— Тебе деньги нужны, Гриша?

— Знамо, нужны. На днях мы уйдем.

— Куда уйдете?

— Сначала в казачью станицу Зверинку, под город Курган, к деду Кузьме. А после проводят нас на Васюганьи болота. Укроют нас там староверы.

— Я возьму себе, Гриша, тыщ пять, дабы Гераську из тюрьмы выкупить. А остальные деньги дарю тебе.

— Я не откажусь, Груня. Спасибо.

— Не надо мне твое спасибо, Гриша. Деньги я тебе даю с условием.

— С каким условием? Ежли надо стрелять, Гераську из-под конвою ослобонять, не пойду. Охрана там железная. Не выйдет ничего, Груня.

— Стрелять я тебя не заставлю, Гриша.

— Што же я должон сотворить?

— Ты на мне должен жениться, Гриша.

Гришка Коровин заржал от глупости девчачьей:

— Ха-ха! Хорошо, Грунька! Женюсь я на тебе. Вот как только титьки у тебя вырастут, сразу же и женюсь!

Груня подумала:

— А я ваты под лифчик натолкаю!

— Женюсь, женюсь, — рокотал Гришка.

— Поклянись, что женишься только на мне!

— Клянусь! Клянусь, Груня, што женюсь только на тебе! — с легкостью соврал Гришка.

— Целуй меня! — приказала она.

Гришка Коровин чмокнул Груню в щеку, хотел сплюнуть, но воздержался. За такую кучу денег можно было поцеловать и свинью. А Груня девочка баская, приглядная.

— Ладно уж, для первого разу хватит, — удовлетворилась влюбленная.

Манефа подслушивала разговор Гришки с Груней, подглядывала в щель. Трудно было удержаться Манефе. Она зашептала Держиморде:

— Деньги тамо делют, тышшами!

Старуха распахнула двери, вошла в горницу. На столе лежали кучей пачки денег. Манефа проковыляла по-паучьи к столу, взяла пакет сотенных купюр, обнюхала его, погладила и воровато сунула за пазуху.

— Не балуй, Манефа, — отобрал деньги Гришка у хозяйки притона. Манефа поклонилась юродиво, забуравила рысьими зырками Груню:

— Мабуть, гостье кумпоту из чайного гриба поднести?

На языке Манефы компот из якобы чайного гриба означал концентрированный настой из ядовитейших грибов — бледных поганок с добавлением сока белены. Одна чайная ложка этого зелья — и человек погибает, не успев рассказать, где и что он испил или покушал.

— Ты рехнулась, Манефа? Это же Грунька Ермошкина! — начал делить кучу денег Гришка.

В горницу, наклонив голову, чтобы не стукнуться о притолоку, вмедвежился Держиморда.

— Ого! Вот это навар! Кто грабанул?

Гришка Коровин, раскладывая пачки денег на три кучи, ткнул паль в сторону Груни:

— Она! Колдовством и гипнозом завладела. Я ж рассказывал вам про бабку Меркульиху, про Фроську, а вы не верили. Фроська на корыте летала. А Грунька, как оказалось, могет любой банк обчистить. Она тьму на мозги напускает, без револьвера.

Держиморда подошел к пыхливой Груне, гладнул ее по тощей заднице, ущипнул за жалкое подобие ягодицы, проявляя по-своему нежность и высочайшее уважение. На более сложное выражение чувства он просто не был способен. Груня схватила со стола аляповатую стеклянную вазу и треснула Держиморду по междуглазью. У него хлынула кровь из носа и рваной раны. Он взъярился, чтобы задушить эту пигалицу за мгновенье. Но Гришка Коровин отбросил дружка, повалил его, затолкал под кровать. Манефа воспользовалась потасовкой и суматохой, умыкнула две пачки денег и, вереща, уползла на четвереньках через порог, на кухню.

— Дурдом! Я ухожу из этого гнусилища! — объявила Груня, завязывая в полушалок свою малую долю — пять тысяч рублей.

— Я тебя провожу, — начал собираться и Гришка.

— До калитки, согласилась Груня. — Дальше тебе нельзя.

Едва Гришка и Груня вышли в сени, как Держиморда начал торопливо пересчитывать пачки денег. Сумма изрядная, около ста тысяч рублей. Две пачки он спрятал в карманах, на большее не решился. И Манефу, которая приползла снова, отогнал:

— Отвали, штрундя. Деньги артельные. Курица хичная!