Время крови: Дикий север: 1765-1922 гг.

– Глупые, беззаботные люди! – Эсэ подошёл к ним и нагнулся. Чтобы извлечь стрелы, ему пришлось взрезать одежду на убитых, только после этого он смог выдернуть наконечники из плоти. Изучив покойников, он вернулся к Тунгусу.

– Тебе следовало научиться охранять ночлег от человека, а не от волков. Прости меня за эту стрелу, но таковы законы войны. Я не имел на тебя зла, и ты не держи его на меня. Мы давно не враги с твоим племенем, но ты был с белыми людьми и непременно выдал бы меня. У меня не оставалось выбора.

Он взялся за стрелу, пробившую шею, подёргал её туда-сюда, проверяя, в какую сторону лучше тянуть. Железный наконечник с широкими плечиками цеплялся за мягкие ткани, и Эсэ рванул древко стрелы вперёд. Оперение чавкнуло, исчезло в мякоти шеи и вылезло наружу с другой стороны, выпачканное липкой кровью. Якут протёр стрелу снегом и бросил в колчан.

Вот ещё глубже он погрузился в трясину убийств. Сейчас, рассмотрев лица мертвецов вблизи, он пришёл к выводу, что никто из застреленных им людей не мог быть тем, кто был нужен Эсэ. Его жертвам было лет по пятьдесят, а он искал относительно молодого человека.

Эсэ сглотнул слюну. Вкус крови привычно ополоснул глотку. Он вытащил из сумки длинный кожаный шнурок и привязал его к ветке дерева.

– Пусть эта полоска кожи останется здесь в знак того, что я прошу у вас прощения.

***

Люди, которых застрелил Эсэ на берегу Олёкмы, были посланы Александром Галкиным с зимовья в Олёкминск для того, чтобы организовать регулярное сообщение между экспедицией и посёлком. На следующее утро после нападения Эсэ на посланцев к месту их гибели пришли волки и разорвали оставшихся там лошадей. Трупы людей были сожраны чуть позже.

Тем временем Галкин снаряжал первую группу в сторону перевала. Белоусов составил точный список всего, что было уложено в тюки.

– Каждая мелочь должна быть записана, – пояснял важно казак любопытствовавшему Селевёрстову, – непременно надо указывать, где что лежит. Только так можно отыскать в дороге без труда нужную вещь, иначе придётся все тюки перевязывать заново. В пути такую роскошь допускать нельзя… Ну вот, завтра можно выступать. Александр Афанасьевич! Всё готово.

– Отлично. Поутру навьючим лошадей. А пока отдыхайте.

Тут и там рабочие гоняли оленей, постёгивая их хворостинами. Всем нравилось смотреть на грациозный бег этих животных по сугробам.

– Нельзя ли мне прокатиться верхом на олене? – попросил Селевёрстов. – Очень уж красиво бегают эти рогатые твари. Засмеявшись, Белоусов кивнул.

– Прокатитесь, ежели угодно. Только далеко вам не ускакать, барин.

Так оно и вышло. Несмотря на все старания, Иван свалился с оленя в снег.

– Непривычному человеку вовсе не так легко усидеть верхом на олене, когда он бежит, – успокаивающе растолковал казак, поднимая Ивана.

– Не понимаю, – Иван развёл руками, – я весьма неплохо сижу на лошади.

– С оленем надо иначе обращаться. Олень – существо хрупкое, на спине не может выдержать тяжести наездника, поэтому, чтобы вес человека приходился не на хребет, седло накладывают оленю на лопатки, то есть прямо над передними ногами. А там такое подвижное место, что без навыка никто не усидит. Стремян-то никаких нет.

– Это я понял, – кивнул Иван. – Попробую ещё разок.

– Эй, братцы! – послышался голос сзади. Обернувшись, Белоусов увидел угольщика Никифора.

– Что тебе?

– Утки прилетели на речку, – весело сообщил Никифор.

Олёкма уже стала, подёрнувшись тонким льдом, но её приток, тихонько шумевший немного выше зимовья, продолжал катить свои воды, лишь у самых берегов покрывшись ледяной коркой.

– На притоке, что ль, утки? – уточнил казак.

– Там, за угольными ямами.

– Так они уже улетели, пока ты шёл сюда, – засмеялся Белоусов.

– Нет, Борис Лексеич, они жировать прилетели, – заверил угольщик, улыбаясь тёмным от сажи лицом.

– Что значит «жировать»? – спросил Иван у казака, дёрнув его за рукав.

– Жировать? Наедаться будут перед ночлегом. Они решили там заночевать.

– Это разве можно угадать как-то?

– Городскому господину, конечно, не разобрать, а нашему брату это сразу понятно. Утки углядели единственную живую воду, вокруг ведь всё уж застыло. Они, естественно, сильно устали, перелёт на юг не лёгок. И теперь уж точно устроились на отдых, забыв об осторожности, – ухмыльнулся казак. – Не хотите пострелять уток, барин? Или на оленях кататься продолжите?

– Пожалуй, пойду с вами за утками, Борис Алексеевич, – решил Иван. Они сбегали в палатку за ружьями.

– Стрелять-то умеете? – поинтересовался казак, топорща усы.

– Приходилось, – нахмурился Иван, – не такой уж я неумёха, как вам всем тут кажется.

– А я что? Я молчу… Теперь давайте осторожненько, пригнувшись…

Они прошли угольные ямы и остановились. До слуха доносился ровный шум воды и многоголосое покрякивание.

– Блаженствуют утяти. – Казак улыбнулся и поскрёб ногтями заросший подбородок.

Они ступали как можно тише, тщательно избегая валявшихся повсюду сучьев.