– Кажись, домишки замаячили внизу, – донёсся до ушей поручика голос, – стало быть, дошагали.
– Не отставать, четвёртый взвод! Подтянись!
Сверху казалось, что кто-то махнул волшебной палочкой – и вот стряхнулись с неё деревянные коробочки домов и разбросались по кривой линии в зелени садов. По мере того как полк приближался, становились видны разноцветные резные ставни.
– Так что, вашбродь, можно тепереча отдыхать, – заговорил, распуская ремень, денщик Верещагина, когда по цепи пронеслась долгожданная команда «Разойдись».
– Давай-ка, Никифор, насчёт ночлега, – сказал Верещагин, – в котором доме мне притулиться?
Денщик Василия Верещагина, Никифор Чурбанов – шустрый, говорливый, косоглазый солдат, исчез и вскоре вернулся со словами:
– Так что, вашбродь, место готово. Хозяйка уже самовар ставит.
– До речки далеко ли?
– До Демьяновки-то? Рукой подать, вашбродь! Только туда сейчас конные пошли своих лошадей поить. Ежели вы по поводу помывки, так я вас из ведёрка полью зараз, не извольте беспокоиться! – оскалился Никифор, довольно выпятив грудь.
– Василий, ну как ты? – окликнул Верещагина остановившийся шагах в десяти прапорщик Крестовский. – Не спёкся? Как с ночлегом?
– Слава Богу, Никифор уже организовал…
– Я вон в том домишке остановился, – сказал Крестовский, небрежно расстегнув китель. – Заглядывай ко мне, если силы остались, пропустим по стакану самогонки.
– Хан башку оторвёт за самогон, – отозвался неуверенно Верещагин.
Ханом младшие офицеры называли между собой полковника Касымханова, человека сварливого и капризного.
– Как знаешь, – пожал плечами Крестовский. – Лично я не откажу себе в удовольствии… Да за этот бессмысленный марш Хан сам бы нам налить должен! Эх, ещё бы в баньку, чтобы смыть с себя эту вонь, да девку для полноты дела…
Когда поручик Верещагин вошёл в дом, Никифор уже раздувал на крыльце самовар по-солдатски – надев снятый с ноги сапог на самоварную трубу.
– Хозяин дома? – спросил Верещагин.
– Не-е, в лесу где-то бродит, – отозвался денщик, – зато большуха[8]
здесь.В дверях комнаты показалась женщина лет сорока пяти и кивком пригласила поручика внутрь.
– Здравствуй, хозяйка, – сказал Верещагин, – как здоровье?
– Спаси Бог. – Она внимательно оглядела офицера. – Вот тут заночуете, ваше благородие.
Комната была маленькая, но вполне уютная. Следом за поручиком в комнату протиснулся денщик и шепнул на ухо Верещагину:
– Дочка у них есть.
Верещагин выразительно поглядел на Никифора.
– Хорошенькая, вашбродь. Я одним глазком подглядел, – по-прежнему шёпотом сообщил солдат.
Ближе к ночи Верещагин вышел во двор покурить, на нём была лишь рубаха на голое тело. Справив малую нужду, он устроился на перекошенных ступеньках крыльца и с наслаждением прислушался к разлитой вокруг тишине. Где-то на другом конце деревни слышались голоса и смех – кутили офицеры.
«Как хорошо! – подумал Василий. – Как всё-таки по-райски устроен мир! Сердце замирает от наслаждения, когда вот такое спокойствие чувствуешь! Слава тебе, Господи, что выдаются время от времени такие минуты».
Он чиркнул спичкой и жадно втянул всей грудью дым. Внезапно слева он заметил белую тень среди тяжёлых сгустков тёмной садовой листвы. Он поднялся во весь рост, расставив ноги и уперев руку в бок.
– Есть кто? – спросил он негромко.
– Какой вы смешной, ваше благородие, в таком виде, – донёсся до него шёпот.
– Что за вид такой?
Он оглядел себя и улыбнулся. Должно быть, он и впрямь представлял собой забавную картину: строгое лицо, подсвеченное красным огнём папиросы, холёные усы и длинные голые ноги.
– Господин офицер без штанов, – снова шепнула тень и хихикнула.
– Ты кто? – Верещагин согнал с лица улыбку.
Очертания тени сделались яснее и приобрели женские формы. Василий отступил на шаг, почувствовав неловкость. Из ночной тьмы к нему подступила девушка в длинной ночной рубашке.
– Да кто ты? Кто? – опять спросил он.
– Хозяйская дочь, – ответила девушка.
– А чего ты по ночам шастаешь?
– А вы чего?
– Я-то курить вышел. Не спится, – как бы оправдываясь за своё поведение, пояснил Василий. – А ты зачем тут?
Она неопределённо пожала плечами. У неё было мягкое круглое лицо, чёрные глаза влажно блестели, распущенные волосы падали на плечи.
– А я видела, как вы обмывались, – вдруг произнесла она и улыбнулась.
– Я? – Василий смутился. Он вспомнил, как стоял нагишом позади дома, полуприсев под ведром, которое держал над ним Никифор, и тщательно мылил взопревшие гениталии.
– Я? – переспросил он. – Ну и что? Что ж тут такого?
– Ничего. Просто завтра расскажу соседкам, что собственными глазами видела господина офицера без штанов. – Девушка едва сдерживала клокотавший в ней восторг. – То-то смеху будет!
Девушка сделала шаг вперёд и остановилась настолько близко от Верещагина, что он почувствовал не только её тихое дыхание на себе, но и тепло её грудей под ночной рубашкой.
– Да зачем же рассказывать пустое? – шепнул Верещагин в ответ. – Ты вот придвинься ко мне. Дай-ка я обниму тебя, тогда и будет о чём с подругами посудачить.