Время крови: Дикий север: 1765-1922 гг.

– Я точно знаю, я вижу, – заверила она Василия. – В дождь вы не доберётесь даже до ручья. Так что оставайтесь. Я пока ставни затворю… И ещё надо…

Она не закончила фразу и выбежала наружу, прихватив кусок мучной лепёшки с полки. Верещагин увидел в приоткрытую дверь, как девушка остановилась снаружи у порога, подняла лепёшку кверху, словно показывая её кому-то, затем положила её на землю. Он хотел было спросить Арину, кому она оставила еду, но не решился, причислив её действия к какому-то важному для дома ритуалу.

Гроза и впрямь разразилась нешуточная. Деревья качались и трещали, листья срывались с ветвей гроздьями и били в закрытые ставни, вода шумела по крыше и потоками низвергалась.

Чай пили в молчании, чувствовалась неловкость. Напротив него сидел старик и поглядывал изредка на офицерские погоны, стараясь делать это по возможности незаметно. Чтобы разрушить безмолвие, Верещагин спросил, кивнув в сторону:

– Что это за кукла там, прикрытая шкурой?

– Дух-покровитель.

Он вновь замолчал.

– Вам неуютно тут, – сказала Арина, – я вижу.

– Я чувствую себя здесь чужим. Я мешаю вам.

– Нет, нет… Пейте чай. Попробуйте этот сироп, он очень вкусный. Там не только ягоды, но и мёд… Прошу вас, не стесняйтесь…

Старик поднялся из-за стола, оставив свой чай нетронутым, и перешёл на кровать, где у него лежал ворох ремешков и верёвок. Устроившись там, он принялся за какую-то свою работу, сразу позабыв о госте.

– Скажи, – подвинулся Верещагин ближе к Арине, – а дедушка твой знает, что произошло в деревне с тобой и со мной?

– Нет, зачем нагонять на него беспокойство?

– Но он не мог не заметить следы побоев на твоём лице.

– Я не ночевала дома, переждала в лесу, а к утру всё почти исчезло. Зато я смогла спокойно посмотреть на вас со стороны и на Тимоху…

– Это который с вилами был?

– Да.

– А что значит «со стороны»?

– Ну… думала о вас, разглядывала…

– Из леса разглядывала?

– Конечно, это ведь легко. У Тимохи смерть увидела, думаю, умрёт в пути. А ваша смерть отступила…

– Странная ты. Я тебя слушаю – точно в сказку какую попал. Мне б ещё понимать всё то, что ты понимаешь… о чём толкуешь… А ещё лучше – глазами твоими всё увидеть.

– Зачем вам? У вас своих дел полным-полно. Служба…

Арина задумчиво устремила глаза в потолок.

– Тимоху-то к смерти никто не подготовит, – вдруг проговорила едва слышно она. – Уйдёт человек ни с чем…

– Скажи, Ариша, а те Ханты, к которым ты ходишь, они разве не православные?

– Православные. Иконы в домах держат, нательные кресты носят, отмечают и Рождество, и Крещение, и Пасху, и Троицу. В Троицу на берёзку ленты цветные вешают, кресты на дверях изб и лабазов рисуют. Но пуще других любят Вороний День.

– А почему же они жертвы оленями приносят? Это ведь нехорошо – убивать-то? – Верещагин придвинулся к Арине.

– Да, убивают. Но ведь прощения испрашивают за это, – задумчиво сказала девушка, – ещё прежде чем убить, просят прощения у оленей… Извиняться перед всеми надо: перед птицей, перед рыбой, перед волком. Как можно пойти на рыбалку и не попросить прощения у рыбы за то, что ловить её будешь?

– Неужто всякий раз ты разговариваешь с рыбой, приходя на реку? – искренне удивился Верещагин.

– Нельзя иначе, – удивилась в свою очередь Арина. – Ведь я брать прихожу.

– Любопытная позиция, – хмыкнул Василий. – А вот я ни в магазине, ни половому в трактире благодарственных слов не говорю… Забавно жизнь устроена… А вот, скажем, травы у тебя много всякой сушится. Ты и с ней так же уважительно обходишься?

– Когда собираю, то непременно скажу спасибо и траве, и земле, где эта трава растёт, – проговорила девушка, и в её словах Верещагин не услышал никакой рисовки. – Разговаривать надобно со всеми.

«Что за удивительное существо! Неужели ещё где-то есть такие женщины? Неужели есть и мужчины, столь же внимательные к природе и рассудительные? Неужели раньше здесь целые народы так мыслили? Куда же они подевались теперь? Или я и мне подобные просто не видим ничего за нашей бессмысленной суетой? Может, мы в погоне за славой, положением, деньгами умираем, а не живём вовсе? Разве можно сравнить меня и эту девушку? Разве можно сравнить Арину и ту хозяйскую дочь, на которую у меня сразу встал член, как у дворового кобеля? Нет, они принадлежат к разным мирам. Все мы принадлежим к разным мирам и не умеем понять друг друга. И ужаснее всего то, что мы даже не думаем о том, что нам следует понять друг друга», – размышлял Верещагин, глядя на пламя свечи.

Ночь он провёл на кровати, заваленной шкурами. Уснул он весьма быстро и почему-то с мыслью о том, что ему здорово повезло, даже если это везение очень быстротечное. Огонь сальной свечи выхватывал из тьмы кусочек стола, руки и нижнюю часть лица Арины. Девушка сидела неподвижно, как изваяние, но, когда Василий уже почти провалился в сон, она повернула голову в его сторону и долго смотрела на него. Огненная точка плясала в зрачке её левого глаза…

Утром Верещагин вызвался проводить Арину к корове.

– Почему же ты не возле дома пасёшь скотину? – полюбопытствовал он.