Время крови: Дикий север: 1765-1922 гг.

– Деревенские несколько раз хотели отобрать у меня коня. А до островка не дойдут, не знают пути.

– Чем больше слышу, тем больше удивляюсь… Не по-людски тут у вас как-то…

– А вы, ваше благородие, должно быть, много хороших мест повидали, коли так говорите.

– Нет, Ариша, пожалуй, не повидал. Откуда мне? Я человек военный, вижу только, как солдаты маршируют да штыком колют. Я тоже не по-людски живу… Временами, поверишь ли, с тоски выть хочется.

– Воете? – засмеялась девушка.

– Нет.

– А вы попробуйте. Это очень здорово печаль прогоняет.

– Ты шутишь? – Верещагин прибавил шаг и заглянул Арине в лицо.

– Ничуть. Выть волком очень даже полезно.

– Да мне и выть-то негде, – попытался оправдаться поручик. – Ежели я на плац выйду и начну завывать там, меня сразу же спеленают и к докторам в лазарет отправят. Нет, Ариша, некоторых вещей я никак делать не могу.

– Вот видите, ваше благородие, – остановилась девушка и покачала сочувственно головой. – Не по-людски живёте, затравленно как-то…

Он с удивлением увидел, что в её глазах не было ни намёка на шутку.

– Скажи, – поспешил он перевести разговор в другое русло, – а та кукла, которая у тебя возле печки сидит, укутанная в шкуру, она для чего нужна?

– Это дух-охранитель. Не сам дух, конечно, – Арина замялась, – это вроде иконы. В ней сила хранится. Дедушка мой раньше сомневался, выбирал, что лучше. Помню, когда я совсем ещё маленькая была, он однажды на Миколин день пришёл и говорит: «Стало сильно брать меня, который Бог сильнее: наш или русский. Решил я Миколу спытать». Зажёг он перед иконой Угодника свечу, а рядышком поставил куклу нашего духа-охранителя и надел на куклу шапку. Долго сидел и смотрел на них. И все мы наблюдали, ждали. Когда уж совсем спать собрались ложиться, шапка с куклы вдруг свалилась и сию ж секунду свеча перед Угодником затухла. Вот и получается, что равны они.

– Но ведь Николай Угодник, – возразил было Верещагин, – это не Бог. Это лишь святой.

– В каждом святом частица Бога хранится. И в каждой нашей священной кукле такая же частичка есть. И в нас с вами, ваше благородие, тоже такая крупица вложена.

– Чем же мы тогда отличаемся от святых, Ариша?

– Ничем, – легко ответила она. – А впрочем, отличаемся, ясное дело, отличаемся. Святые люди пользуются вложенной в них крупицей, а простые люди не пользуются ею. Может, не умеют найти её в себе. Потому и молятся простые люди святым, как самому Богу…

Островок, где паслись корова и лошадь, лежал на реке Демьяновке и был отделён от берега узким протоком, не позволявшим скотине самостоятельно вернуться на берег. Корова оказалась большая и рыжая, а лошадь сверкала средь зелёной листвы, как расплавленная смола.

Возвращаясь к дому, девушка несла ведро с молоком сама, не разрешив Верещагину помочь ей. Вдруг она остановилась.

– Что такое? – спросил Василий.

– Не знаю. Беда.

Её лицо сразу обострилось и стало похоже на мордочку какого-то незнакомого зверька.

В следующую секунду со стороны дома послышалось два выстрела, затем ещё два, ещё и ещё. Кто-то палил из охотничьего ружья, успевая ловко перезаряжать его.

Арина выпустила ведро. Молоко жирно расплескалось по траве, тяжёлые белые капли повисли на зелёных стеблях. Верещагин не успел ничего сообразить, а девушка уже мчалась по тропинке. Василию ничего не оставалось, как припустить за ней.

Подбегая к избе, они увидели в дверях рослого мужика. Верещагин почему-то сразу узнал его. Это был тот, кто вчера погрозил кулаком беспричинно и рыкнул: «Уж я вам всем, сволочи! Вот топор навострю!»

Топора он с собой не прихватил, зато держал в руке ружьё. Через плечо был перекинут хорошо набитый патронташ. В ногах у него лежал старый Хант, серая рубаха старика была пропитана кровью на груди. Глаза его смотрели на мир удивлённо и страдающе, губы дрожали от боли. Повсюду бились на земле подстреленные собаки.

Верещагин сбил Арину с ног и придавил её своим телом. Сердце его учащённо колотилось.

– Лежать!

– Где вы, сволочи? Куда попрятались, поганцы? – Голос мужика был угрюм, негромок. – Всех порешу, никого не отпущу из вашего поганого племени.

Он сделал несколько шагов от избы, держа старика за ворот и таща его за собой.

– Это сумасшедший, – прошептал Верещагин и нащупал рукоятку «нагана».

– Он пришёл убить нас, – послышался придавленный голос девушки.

Василий осторожно отстранился от неё и посмотрел вперёд. Глаза мужика горели бешенством, грязный подбородок подёргивался. Лохматые волосы падали иногда на лицо, и тогда мужик отбрасывал их стволом ружья. Некоторое время он стоял на месте, затем разжал пальцы, сжимавшие ворот рубахи старика, и несколько раз встряхнул ими. Старик медленно перевалился на живот и уткнулся лбом в землю.

– Дедушка! – закричала Арина и внезапно вспрыгнула на ноги.

Верещагин не успел удержать её. Она бросилась вперёд через кусты.

– Стой! – Голос Василия сорвался.