Время культурного бешенства

— Сейчас вы увидите классическое якутское камлание в исполнении великого шамана Кюлюктэй-Бэргэна, прозванного в народе Айгыр-кам, то есть «Звенящий шаман». Имеется в виду обилие звенящих привесок костюма, подобающее его высокому сану — это металлические фигурки духов-помощников и духов-хозяев, а также специфические шаманские символы. По представлениям шаманизма, помимо нашего с вами среднего мира, есть еще семь нижних и семь верхних миров, причем в последних обитают духи-хозяева всех существующих на Земле предметов и явлений. В первой части камлания произойдет оживление шаманского бубна и превращение его в ездовое животное — лошадь или оленя. Далее, во второй части, Айгыр-кам призовет на помощь духов-помощников и совершит на ездовом животном ритуальное путешествие в верхние миры. Там он вступит в контакт с духами-хозяевами железных предметов, и те прикажут всем этим прекрасным боевым машинам отправиться на Север, где их ожидают тучные пастбища, чудесные охотничьи угодья и счастливая жизнь. У себя на родине Айгыр-кам очень знаменит, ибо может в любую засуху вызвать дождь с грозой и спасти урожай.

Я от смеха чуть с башни не свалилась — ну на кой хер танкам тучные пастбища и охотничьи угодья?

Далее яйцеголовый убрался и на сцену выплыл шаман. Он шел короткими шажками, слегка припрыгивая, но при этом перемещался очень медленно. Он действительно был весь обвешан железками и при каждом движении звенел, как мешок с посудой. Вслед за ним выскочили два помощника и расстелили на кнопке лошадиную шкуру. Он уселся, скрестив ноги, и принялся бить колотушкой в бубен. Отлупив его как следует, он запел, вернее, забормотал нараспев, негромко, но разборчиво. Это длилось очень долго. Я не все понимала, но общий смысл был в том, что он уговаривал бубен превратиться в лошадь. Кое-что я запомнила, потому как звучало неплохо.

Ты, отважный славный бубен, в девять полостей звучащий,
В три ременные затяжки перетянутый исправно,
Загуди, о бубен  —  шкура двоетравного теленка!
Затрещи, о бубен  —  шкура трехвесеннего теленка!
Зареви, о бубен  —  шкура четырех годов скотины!
В край далекий, безграничный, ты, отважный, отправляйся,
Иноходью ускачи ты, резвой рысью унесись ты,
Мчись конем золотокрылым, прянь поверх воды болезней!

Потом он уселся верхом на бубен и стал вертеться на нем волчком, ударяя его колотушкой то спереди, то сзади, и кричать «Сай! Сат!», как бы погоняя лошадь. А дальше опять запел, громче, чем до этого:

Вещью вещего шамана, знаменитого шамана,
Будь-ка ты, отважный бубен, бубен-чудо, бубен-лошадь!
Я большой шаман-хозяин, я шаман длинноволосый,
Тот, кто топает подошвой и пристукивает пяткой, —
Вот кому принадлежишь ты, вот ты чей, отважный бубен!

Мне вдруг примерещилось, что этот клоун и вправду сидит на лошади и лупит ее по заднице колотушкой. Я видела лошадь, и все тут!

А он продолжал бормотать и раскачиваться из стороны в сторону. Я осознала, что стараюсь повторять его движения. Казалось, вот-вот у меня поедет крыша, а может, уже поехала. Да, этот шаман не чета предыдущим.

Состояние у меня было такое, будто как следует обкурилась. Во рту сухо, а кругом душно и жарко. Уже ночь — и все еще жуть как жарко. И вообще, все выглядит как-то странно. Огни этого самого Эльма разгорелись удивительно ярко. С чего бы это?

Я стала осматриваться и наконец поняла, в чем дело. Ведь еще не кончились белые ночи, а небо сейчас надо мной было, как сажа. Наползли тяжелые тучи, и на горизонте поблескивали зарницы.

А шаман вдруг свалился с лошади и забился в конвульсиях. Его руки и ноги завязались узлами, и он стал похож на корневище старой коряги. И уже не пел, а хрипел.

Прибежали его ассистенты и силком расплели конечности хозяина. Он тут же, как ни в чем не бывало, уселся, скрестил ноги и запел. Теперь он вербовал духов-помощников, сперва духов-зверей. Ползал по земле, бегал на четвереньках, шипел, мычал, хрюкал, и я попеременно видела то здоровущую змею, то кабана, то лося.

Потом он опять уселся, как человек, и начал созывать совсем уж нелепых монстров: