Время Культуры

Сам автор от этой чужеродности бежал в Персию, хотя и предполагал, что побег этот кончится гибелью. Тынянов понимал, что написать о себе и своих «близнецах» впрямую, создать художественный текст (то есть заключить ситуацию в кавычки) — не сможет, время давало шанс говорить только обиняками, в исторических романах.

Оставалось — поехать в Персию, что на эзоповом языке может означать «погибнуть» (кстати, похожий эвфемизм «поездка в Америку» использует у Достоевского Свидригайлов — и тоже для обозначения смерти). Тынянову не пришлось сознательно укорачивать свою жизнь, прожил он на удивление мало, 49 лет, да и то все его последние годы были отравлены страшной болезнью — рассеянным склерозом.

Друзья, которых он мог иметь в виду, — кончили по-разному. Бывшие опо-язовцы (ОПОЯЗ — Общество по изучению языка) Эйхенбаум и Шкловский, хотя и бесконечно поносимые за формализм, изгоняемые с мест работы, все же умерли своей смертью. Роман Якобсон эмигрировал и плодотворно работал вне родины, в Чехии и США. Близкие друзья, Зощенко и Шварц, также потерпели от режима, первого не печатали, второго не ставили. Зощенко практически был затравлен, сломался после Постановления 1946 года. Ближайший друг, великий биолог Лев Зильбер, которому Тынянов посвятил книгу «Архаисты и новаторы» (1929); долгие годы провел в лагере и ссылке; чудом уцелел… Вот судьба поколения!

Жизнь Юрия Тынянова начиналась в белорусском городе Режица (сегодня латышский Резекне); где ныне проходят Чтения его имени. Семья еврейская; отец — врач. В автобиографии нет никаких сведений; пришлось ли отцу для занятия должности креститься. Думаю; что пришлось. Интересно; что в воспоминаниях Юрия о Псковской гимназии нет ничего о «процентной норме» для евреев.

Между тем, в предреволюционные годы в гимназии рядом с Тыняновым учились несколько впоследствии известных людей с «неарийскими фамилиями».

Один из низ — Лев Зильбер; старший брат писателя Вениамина Каверина; на их сестре Лие (Елене) женится совсем молодой; двадцатидвухлетний Тынянов (1916). Думаю так: в те годы еврейские интеллигенты во множестве отходили от еврейской традиции; от идиша, иврита, изучения Торы в хедере; для проформы принимая крещение, они вливались в ряды российской интеллигенции. Их влекло в мир Большой культуры и литературы, а русская культура в то время, вне всякого сомнения, была на подъеме и ощущала себя значимой частью европей-сконр мира.

Юрия привлекали русская литература и русский язык. Задавшись целью стать филологом, он семь лет с 1912 по 1919 учился на историко-филологическом факультете Петроградского университета.

Юноша, похожий, по общему признанию, на Пушкина, посещал Пушкинский семинарий Семена Афанасьевича Венгерова и был оставлен любимым профессором на кафедре.

Семен Венгеров

Забавно, как по-разному оценивают личность Венгерова Шкловский и Тынянов. Шкловский видит, что профессор погряз в материале, слаб в отборе, вместо книги печатает материалы к книге… Тынянов же видит в седобородом Семене Венгерове не «казенного профессора», а человека живого и увлеченного, научившего своих учеников работать с документами.

Лев Зильбер

И знаете, как он учил? У Венгерова были снимки со всех пушкинских рукописей Румянцевского музея, и он давал их студентам, в то время как в рукописный отдел музея их не допускали. Вот она разгадка, отчего на этом поразительном по эффективности семинаре воспитались такие штучные текстологи-пушкинисты, как Сергей Бонди, Николай Измайлов, Виктор Томашевский, Юрий Тынянов…

Кстати, Венгеров был евреем-выкрестом, родившимся в местечке, но посвятившим себя русской культуре и Пушкину — дело, которое продолжили и развили его талантливые ученики.

Много лет назад я сделала интервью с ленинградкой, ныне жительницей Чикаго, Татьяной Белогорской, в котором она рассказывала о своих предках, Семене Венгерове и его прославившихся каждая на своем поприще сестрах. Это интервью было напечатано в каком-то богом забытом издании, его, к сожалению, нет в интернете. Вижу, что нужно его туда поставить. (Вставка: сейчас это интервью можно прочитать у нас в ЧАЙКЕ от 2 апреля 2016).

Юрий Тынянов не подходил своему времени, был для него чужим. Он работал корректором в издательстве, хотя был эрудитом-филологом и писателем Божьей милостью. Директор издательства, которому Тынянов принес свой первый роман «Кюхля», о Вильгельме Кюхельбекере, был несказанно удивлен…

Почему Юрий Николаевич, одновременно с литературоведческими статьями, стал писать исторические романы? Наверное, не стоит забывать, что уход в историю был почти единственным способом быть напечатанным в Советской стране.

Но были и еще причины.